Клаудио Магрис - Дунай

Тень очередного, хотя и иного по сути конфликта нависла над отношениями турок и европейцев, особенно немцев, и лишь ясное понимание проблемы способно предотвратить ее трагическое обострение. Изгнанные триста лет тому назад, турки возвращаются сегодня в Европу не с оружием в руках, а предлагая рабочую силу, с упорством гастарбайтеров, терпящих унижения и нищету и постепенно пускающих корни в земле, которую они завоевывают невидимым глазу трудом. В различных городах Германии в школьных классах теперь все меньше немецких детей и все больше турок, похожая ситуация складывается и в других странах; Запад, судьба которого обусловлена падением рождаемости, с тревожным высокомерием следит за работой созданного своими руками социального механизма. Возможно, скоро наступит день, когда в силу исторических, социальных и культурных различий станет ясно, что достичь сосуществования — крайне сложная задача; наше будущее не в последнюю очередь зависит от того, сумеем ли мы вовремя обезвредить мину ненависти и сделать так, чтобы новые битвы под Веной не поделили людей на чужих и врагов.

История доказывает, насколько непросто и, разумеется, бессмысленно и жестоко давать определение понятию «иностранец»: как писал Алессио Бомбачи, в XVIII веке сами турки воспринимали название «турок» как оскорбление, история турок — это история многовековой борьбы между разными народностями, которые пришли из центральноазиатских степей и которые начали осознавать себя как единый народ, когда Османская империя уже стояла на пороге гибели. Первое обобщающее название, данное Турции различными и зачастую враждебными друг другу народами, — «mamälik-i-Rüm», содержащее отсылку к Риму и обозначавшее царство Сельджукидов.

Впрочем, всякая история и всякая национальная идентичность складывается из подобных различий, из разнообразия, из сложения и вычитания этнических и культурных компонентов, в итоге всякий народ и всякий индивидуум оказывается сыном полка. Габсбургский орел, остановивший Великого турка, простер свои крылья над множеством не менее разнообразных народностей и цивилизаций: во время Первой мировой войны, когда габсбургская и Османская империи были союзниками, австрийские плакаты и листовки восхваляли братство по оружию с прежними врагами.

Встреча Европы и Османской империи — выдающийся пример того, как два мира нападали друг на друга и отщипывали друг от друга куски, а в итоге незаметно проникли друг в друга и взаимно обогатились. Не случайно величайший западный писатель, поведавший о встрече этих двух миров, Иво Андрич, так любил образ моста: мост постоянно возникает в его романах и рассказах и символизирует сложный и полный опасностей путь общения, переброшенный поверх барьеров, создаваемых дикими реками и глубокими пропастями, различиями между народностями и вероисповеданиями. Мост — путь, на котором скрещивают оружие и который постепенно объединяет врагов в разнообразном и одновременно едином мире, напоминающем на эпическую фреску; турецкие солдаты и гайдуки, сражающиеся друг против друга в балканских ущельях, становятся до того похожи, что различить их почти невозможно.

Один из первых экспонатов выставки — великолепная карта первой осады Вены (1529 год) великим султаном Сулейманом Великолепным, погибшим при осаде Сигетвара. Чтобы не растерять боевой дух, смерть султана несколько дней скрывали от войска: посланников приводили к неподвижно сидящему на троне забальзамированному телу правителя, который выслушивал их, ничего не отвечая, с величием смерти, выдаваемым за царственную невозмутимость. Карту Вены окружают участки, раскрашенные голубым, — так на старинных картах было принято изображать окружающий мир океан. Для турок Вена была городом «золотого яблока», воплощением мифического царства, которое нужно завоевать любой ценой. Кочевники азиатских степей, «дикие ослы», стиравшие с лица земли все городские поселения и способствовавшие развращению нравов, мечтая взять Вену, на самом деле стремились завладеть Городом в высшем смысле слова, своей полной противоположностью. Вероятно, как считал выдающийся румынский историк Йорга, наступавшие на Вену султаны видели в ней столицу всеобщей «римско-мусульманской» империи, которую они мечтали основать. Впрочем, персидский поэт- мистик Джалаладдин Руми писал, что грекам положено строить, а туркам разрушать.

Выставка, представляющая собой нечто среднее между кино и романом, ведет посетителя в осажденный город, повествуя о его подвигах, о царившей в нем жестокости и истерии, а затем приводит на поле битвы, о которой рассказано в большом зале, в том числе с помощью разнообразных аудио- и видеоэффектов. Стратегическая ошибка Кара-Мустафы, не подумавшего о защите холмов, оказалась для османского войска фатальной: к пяти часам вечера, главным образом благодаря стремительному отвлекающему маневру Карла Лотарингского, турки были разгромлены. Христианское войско насчитывало порядка 65 000- 80 000 человек, исламское — около 170 000 человек; погибли соответственно 2000 (помимо 4000 в осажденном городе) и 10 000; к ним нужно прибавить огромное число раненых, взятых в плен, заболевших заразными болезнями, убитых во время отступления и погони, когда примеры бесчеловечной жестокости соседствовали с рыцарским благородством. Как сообщает автор одной итальянской хроники, Ян Собеский, отслуживший мессу на горе Каленберг, заявил Карлу Лотарингскому, что король остался в Польше, на поле сражения вышел простой польский солдат. Тем не менее встреча 15 сентября между Яном Собеским и вернувшимся в Вену императором Леопольдом создала ряд протокольных сложностей и недоразумений.