Матс Страндберг - Последняя комета

– Тильда? – говорю я снова. – Мы правда пытались найти того, кто тебя убил. Но не смогли.

Из квартиры под нами слышен пьяный смех.

Я заставляю себя сосредоточиться на Тильде. Пытаюсь увидеть ее перед собой. Наше первое свидание в кафе на Стургатан. Она в постели, только вырвалась из объятий сна. Пикник в парке с Юханнесом и Амандой.

Но я лишь смутно вижу ее черты. Словно уже забыл, как она выглядела.

– Люди думали, что я убил тебя. Я хотел, чтобы они поняли… мне нужно было их общество. Я боялся одиночества. Кому, как не тебе, понять меня? Но мне теперь на это наплевать. Они мне больше не нужны.

Слова, кажется, рождаются сами по себе, и, только закончив фразу, я понимаю смысл сказанного. Впервые эта мысль сформировалась в моей голове до конца.

Они мне больше не нужны.

И уже довольно давно.

– Ты сказала, что той Тильды, которая была со мной, наверно, никогда и не существовало. Но это не так. Ты ошибалась. Конечно, чего-то я о тебе не знал, но я хорошо представлял тебя как человека. И любил тоже. И делал это по-настоящему…

От криков сотрясаются стены. Пронизывают меня насквозь. Кажется, могут вывести из душевного равновесия.

Я делаю глубокий вдох.

– Но в одном ты была права. Как бы я ни любил тебя, я не мог думать ни о чем ином, кроме как вернуть тебя. По-моему, это было легче, чем думать о гибели. Так я мог надеяться на что-то… Как надеялся найти твоего убийцу.

На какое-то мгновение я ясно вижу ее. Она стоит у окна в своей комнате. Темные волосы блестят на солнце, приобретая медный оттенок.

– Осталось только полторы недели, – говорю я. – А я по-прежнему даже не представляю, как мне с этим разобраться.

Она оборачивается, смотрит на меня своими глазами, которые меняли цвет в зависимости от окружения. Как вода.

– Так что этим летом мы были похожи, – говорю я. – Моим наркотиком была ты, Тильда.

Мы с Эммой идем вниз по поросшему травой склону. Над озером висит туман. Холмы по другую сторону от него тоже закрыты белой пеленой. Водяные горки, подобно щупальцам, тянутся к небу, и, глядя на них, я начинаю думать о неземных существах.

Проснувшись, я толком не мог дышать. Кожа горела и туго обтягивала все тело, словно съежилась за ночь. Идея прогуляться принадлежала Эмме. Я же предложил ей отправиться сюда.

Люсинды нет на причале. Мне становится интересно, как она себя чувствует. Что делает.

Бомбом нетерпеливо натягивает поводок, и я отпускаю его, когда мы выходим на берег.

– Тебе лучше? – спрашивает Эмма.

– По-моему, да, – отвечаю я.

– Прекрасно.

Она поднимает палку и бросает ее. Бомбом устремляется за ней, и его широкий зад бешено виляет из стороны в сторону. Эмма смеется.

Я не знаю, так ли это на самом деле, но ее живот, кажется, вырос за последние дни.

Добравшись до палки, Бомбом резко тормозит о песок. Он берет ее зубами и поворачивается к нам в ожидании похвалы.

– Апорт! – кричит Эмма.

Бомбом выплевывает палку и нюхает ее. Обнаруживает другой запах в песке и идет по нему. Палка уже забыта.

– Ну, по крайней мере, он ее нашел, – говорит Эмма.

Мы медленно идем по прогулочной тропе. Время от времени Эмма останавливается, кладет руку на бедро.

– Как ты сама себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Как будто мне восемьдесят лет, – отвечает она.

У Эммы симфизиопатия, это слово я узнал сегодня. Ее тело готовит путь для ребенка. Хрящи размягчаются. Кости таза смещаются.

– Но это ведь сущая ерунда по сравнению с тем, что мне потом надо будет выдавить из себя целого человека, – говорит она.

Несколько ворон каркают среди деревьев. Улицы, по которым мы добирались сюда, были завалены мусором. Разбитыми бутылками, стеклами от разбитых окон и витрин. Нам попадались большие компании, еще пьяные после вчерашнего матча. Но здесь, у озера, все как обычно.

Мне любопытно, работал ли отец Люсинды в отделении «Скорой помощи» минувшей ночью. В новостях рассказывали об алкогольных отравлениях, увечьях, убийствах, изнасилованиях, драках. На фотографиях улицы Стокгольма выглядели как в фильме о зомби-апокалипсисе. Но сейчас с футболом покончено навсегда.

– Странно думать о себе самой как о родителе, – говорит Эмма. – Чему я смогу научить другого человека?

Очередная волна паники обрушивается на меня, кажется, земля уходит из-под ног. Я спотыкаюсь. Но Эмма ничего не замечает.

– Я спросила маму, чувствовала она себя готовой к своему новому положению, когда ждала меня, – продолжает Эмма. – Поскольку я не ощущаю ничего подобного…