Эмма Донохью - Притяжение звезд

– С вами все будет хорошо, миссис О’Рахилли!

Но сказанное не принесло ни облегчения, ни отсрочки страданиям. Она была как пловец, пытающийся выплыть из стремнины: ничто не могло избавить ее от неминуемой судьбы. Воздух в тесной палате, казалось, был опасно наэлектризован.

– Держи ее покрепче, Брайди, чтобы не соскользнула.

Сама же я присела на корточки между свисавших ног Мэри О’Рахилли и, сгорбившись, стала всматриваться в алый цветок, набухший в ее промежности.

– А теперь тужьтесь изо всех сил, миссис О’Рахилли. Давайте!

Она рычала и вскидывалась всем телом, и тут на мгновение появился темный кружок.

– Я видела головку! – крикнула я ей. – Еще раз потужьтесь! На третий все получится!

Опав на матрас, она чуть слышно выговорила:

– Не могу…

– Сможете. У вас чудесно получается!

Тут у меня возникла совершенно безумная идея. Я вскочила на ноги.

– Я вижу голову вашего ребенка. Если вы ее чувствуете…

С красным от натуги лицом Мэри О’Рахилли извивалась и тяжело дышала.

Я схватила ее за правую руку, чтобы быть готовой.

Боль объяла ее всю, стиснула в своих объятьях, замерла, чтобы вдруг нахлынуть вновь.

– Тужьтесь!

Но на этот раз я переместила ее руку под живот и поднесла к промежности. Не очень гигиенично, но, возможно, сейчас ей именно это было нужно. И стоило мне опять увидеть темную макушку, я прижала к ней пальцы.

На осунувшемся лице Мэри О’Рахилли возникло выражение изумления.

В воцарившейся на секунде тишине я распрямилась. Макушка размером в шиллинговую монету все еще виднелась.

– Я дотронулась до волос, – выдохнула она.

– Они такие же черные, как у вас, – сказала я.

После того как показался ребенок, Мэри О’Рахилли можно было изменить позу Вальхера. Я подняла ее правую ногу и уперла ступню себе в живот.

– Вытаскивай подпорки из-под матраса, Брайди!

Она их выдернула.

Матрас с шумом упал на каркас кровати, а вместе с ним и Мэри О’Рахилли. Я подложила ей под голову одну клиновидную подпорку и помогла занять положение полулежа.

– Мне их отнести обратно?

– Оставь, Брайди! Подержи ее за другую ногу!

Она обежала вокруг кровати и подняла левую ногу Мэри О’Рахилли.

Вжавшись в стену, Онор Уайт лежала на левой кровати с оцепеневшим лицом.

– Сейчас начнется, миссис О’Рахилли.

Она затаила дыхание и так сильно ткнула меня ногой, что я невольно попятилась.

Показалась коническая головка, липкая от крови, лицо повернуто вбок, словно устремив взгляд через палату.

– Господи воля твоя! – воскликнула Брайди.

Когда младенец наполовину выходит наружу, а наполовину остается внутри, это всегда диковинный момент: ребенок словно оказывается между двух миров. Кожа у него была здорового цвета, но больше я ничего не могла сказать.

– Головка вышла, миссис О’Рахилли, почти вся.

Тем временем я искала пуповину. Чтобы не занести в организм роженицы инфекцию, я не стала трогать ее пальцами, а лишь слегка повернула крошечное личико к позвоночнику матери и… да, увидела пуповину, обернутую вокруг шеи ребенка. В таком положении именно пуповина могла удерживать тело внутри, а то и перетянуть его, нарушив кровообращение младенца; в любом случае мне надо было высвободить его из удавки. К счастью, пуповина обвилась вокруг шеи только один раз. Я стала осторожно дергать пуповину, пока не вытянула ее на приличную длину и сняла с шеи через крошечную голову.

Торопливый врач схватил бы голову и вытянул младенца из чрева, но меня научили способу получше. Надо терпеливо наблюдать.

Когда пришли очередные схватки, я скомандовала:

– Давайте же, выталкивайте ребенка!

Лицо Мэри О’Рахилли побагровело.

И тут произошло необычайное – сколько раз я наблюдала этот момент и не уставала видеть его снова и снова: конусообразный череп нырнул обратно внутрь, точно голова пловца под воду, и в следующее мгновение младенец выпал в мои подставленные ладони. Живой!

Брайди удивленно засмеялась, словно присутствовала на цирковом выступлении фокусника.

Я вытерла новорожденному носик и губки – а тот уже захныкал, и его мокрое тело слегка подергивалось. Девочка! С тощими ножками, темной и чуть вспухшей промежностью.

– Вы молодец, миссис О’Рахилли. У вас чудесная дочка!

Мэри О’Рахилли издала полувсхлип-полусмешок. Может быть, она не могла поверить, что тяжкий труд завершен. Или что слово «дочка» теперь относится не к ней, семнадцатилетней, а к ее крохотной дочурке. Дожидаясь, когда голубой шнурок пуповины перестанет пульсировать, я быстро осмотрела новорожденную – проверила все пальчики на руках и ногах, не укорочена ли уздечка языка, в норме ли анус и не вывихнуты ли бедра. (Почти все младенцы рождались абсолютно здоровыми, даже у матерей, живших в нищете, словно природа изначально снабжала детей всем необходимым, как бы это ни сказывалось на здоровье их матерей.) У новорожденной не было проявлений асфиксии, хотя в последние несколько часов она была прижата пуповиной к тазовой кости. Не было и признаков того, что инфекционная болезнь матери причинила ребенку какой-то вред.