Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Что именно?

– Доктор Линн спрашивает: а вы не пробовали позу Вальхера? [37] Густав Адольф Вальхер (1856–1935) – немецкий врач-гинеколог рекомендовал так называемые вертикальные роды, позу, когда роженица ложится на стол и, согнув ноги в коленях, свешивает их вниз, за счет чего тазовые кости раздвигаются.

Какого еще волхва? Я ничего не поняла из этого бессмысленного нагромождения звуков. Но потом они превратились в набор немецких букв – и до меня дошло.

И спросила у Маколиффа, запинаясь:

– А если положить ее в позу Вальхера, доктор… Это немного расширит таз, и голова плода опустится вниз.

Он раздраженно скривил губы.

– Возможно, но в данный момент…

– Да, и вас просили срочно зайти в мужское инфекционное отделение, доктор Маколифф, – добавила младшая медсестра.

Я воспользовалась удачной возможностью и произнесла смиреннейшим тоном:

– Позвольте, пока вас нет, я сама положу ее в позу Вальхера, чтобы до операции убедиться, что это ей не поможет?

Мэри О’Рахилли молча переводила взгляд то на меня, то на него.

Молодой хирург вздохнул.

– В любом случае мне надо сходить за хирургической пилой. А вы пока подготовьте ее к операции, хорошо?

Как только он вышел за дверь, я вместо того чтобы выбрить, вымыть и продезинфицировать лобок Мэри О’Рахилли для пубиотомии, схватила с полки «Акушерство» Джеллетта. Я принялась листать книгу, но руки так дрожали, что нужная страница с описанием позы Вальхера никак не находилась. Пришлось искать в именном указателе на букву В. Нашла: «Редко используемое положение полулежа с согнутыми в коленях ногами… может способствовать расширению таза на полдюйма, – читала я. – Применяйте не чаще, чем в течение двух-четырех сокращений матки или четверти часа». Почему? Потому что женщине очень больно? Но доктор Вальхер этого не объяснял.

Описание требовало использовать операционный стол или по крайней мере раскладную больничную койку, которую можно приподнимать с любого края. А в моем распоряжении была лишь дешевая низкая кровать. Но зато у нее не было спинки в ногах, поэтому роженица вполне могла свесить ноги, а мне оставалось только самой их поднимать.

– Дайте-ка я помогу вам привстать с кровати, миссис О’Рахилли.

Она стала было сопротивляться, но обмякла у меня на руках, заплакала.

– Брайди, – спокойно произнесла я, – посмотри, пожалуйста, на нижней полке шкафа, там должны быть складные подпорки для рожениц.

– Какие именно?

Она уже стояла у шкафа с инвентарем.

– Давай все. И подложи их под нижнюю часть матраса, чтобы приподнять его как можно выше.

Брайди, понятное дело, не могла знать, что я задумала, но не стала задавать вопросы, а ни слова не говоря, задрала нижний край матраса повыше и прямо на каркасе кровати сложила клиновидные подпорки друг на друга в пирамиду.

Тут у Мэри О’Рахилли началась очередная схватка. Пока она кричала, вскидывалась и обмякала, я все время держала ее под мышки. Я знала, что мне надо бы измерить ей пульс, чтобы понять, не случится ли с ней снова болевой шок, но у меня не было свободной руки.

– Этого хватит, – сообщила я Брайди.

Вернее, следовало сказать: « Надеюсь , что этого хватит», – потому что больше подпорок в шкафу не было.

Брайди опустила край матраса на пирамиду из подпорок. Теперь матрас стоял торчком, словно после землетрясения. Простыни смялись, но Брайди их расправила.

Слава богу, что Мэри О’Рахилли была такая миниатюрная: под рослой женщиной это шаткое сооружение не удержалось бы.

– Давай сдвинем ее ягодицы к поднятому краю матраса, – обратилась я к Брайди, – так чтобы ноги свободно свисали.

Моя помощница не поняла, зачем, но возражать не стала и помогла мне переместить юную роженицу вперед.

Поняв, что теперь ее бедра оказались выше головы, спина выгнута назад, а сама она беспомощно замерла, словно большое насекомое на иголке, и над ней высится купол живота, Мэри О’Рахилли взвыла:

– Нет!

– Доверьтесь мне! – попросила я. – Под тяжестью ваших ног матка раскроется и выпустит ребенка на волю.

(Мои слова прозвучали так, будто Мэри О’Рахилли держала младенца в плену своего чрева, но ведь и сама она тоже была пленницей, разве нет?)

– О! О! Сейчас будет больно! – И тут вскрикнула так громко, что вопль, наверное, услышал весь этаж. Она захлебывалась в рыданиях. – Меня сейчас разорвет!

Я чувствовала себя палачом, подвергающим слабую девушку казни колесованием. Не более двух-четырех сокращений матки. Значит ли это, что надо прекратить после второго сокращения? Или после третьего? Или четвертого? Или надо дождаться возвращения Маколиффа с его пилой, чтобы он разделал ее тело как надо?