Эмма Донохью - Притяжение звезд

В лицо ударил луч света.

– Все в порядке? – раздался чей-то высокий голос.

Две дежурные из Женского патруля [30] Ирландский женский патруль – волонтерская организация, нечто вроде общественной милиции, созданной в Ирландии в конце 1914 года для контроля за соблюдением прав женщин на улицах. осветили фонариками черную стену. Хотели удостовериться, что я в безопасности, или, говоря иначе, проверить, не пьяна ли я и не занимаюсь ли греховными делишками с солдатом.

– Все в полном порядке! – отозвалась я.

– Отлично, езжай!

Я села на велосипед и покатила по переулку в сторону улицы.

Впереди зазвонил заводской колокол. Работницы оружейного завода высыпали на улицу, перекрикиваясь, тряся пожелтевшими пальцами – настолько желтыми, что кожа сливалась с отсветом уличных фонарей. Интересно, они работали вместе с Айтой Нунен и снаряжали снаряды желтой взрывчаткой? Когда я проезжала мимо, кто-то из них сильно закашлялся, захохотал и снова закашлялся.

Свернув в свой переулок, я наткнулась на стайку мальчишек в пестрых нарядах – у одного вокруг лба был повязан яркий шарф, у другого на носу затянут клетчатый галстук, все они надели наизнанку мужские пиджаки, а у самого маленького на лице красовалась бумажная маска призрака. Бедняги, они были босые и, верно, сбили ступни о булыжники мостовой. Меня удивило, что в такое беспокойное время им позволили ходить от дома к дому; я-то считала, что сейчас люди сидели тихо и никому не открывали. Я стала припоминать, чем старики обычно бросались в нас, детей, в Хеллоуин там, где мы росли с Тимом.

Высокий парень прижал к губам военный рожок и задудел на меня. Рожок был с вмятинами и со следами пайки, а металлическое покрытие мундштука стерлось. Может, его отец вернулся с фронта и привез этот рожок? А может быть, он погиб и семья получила рожок вместо него? А может, я просто чересчур сентиментальна и парень выиграл этот рожок у приятеля в споре?

Мальчишки помладше дубасили крышками от кастрюль.

– Яблоки и орехи, миссас!

Маленький призрак завопил:

– Ну-ка, у тебя найдется старое яблоко или орех для нашей вечеринки?

Мне показалось, что он нетрезв. (Неудивительно: многие считали алкоголь надежным средством против гриппа.) Порывшись в сумке, я нашла для него монетку в полпенни, хотя он назвал меня «миссас», а не «мисс». Мальчишка послал мне воздушный поцелуй из-под бумажной маски.

Ясное дело, я показалась ему теткой хорошо за тридцать. Я вспомнила, что Делия Гарретт назвала меня старой девой. Работая медицинской сестрой, ты становишься словно заколдованная: приходишь молоденькой, а, увольняясь, кажешься гораздо старше прожитых лет.

Я спросила себя, как отношусь к завтрашнему дню рождения. На самом деле мне хотелось задать себе другой вопрос: не сожалею ли я, что, быть может, никогда не выйду замуж? Но откуда же я могла это знать, пока не станет слишком поздно? Что нельзя было считать достаточной причиной, чтобы по примеру некоторых женщин очертя голову бросаться на каждого мало-мальски перспективного кандидата. Ситуация в любом случае была достойна сожаления.

Когда я вошла в узкий каменный дом, на меня пахнуло холодом. На нашем кухонном столе у нас стояли стеклянные банки с тлевшими внутри свечками.

Брат сидел за столом и чесал свою блестящую сороку.

Мне сразу вспомнилась считалка про сорок: одна на горесть, две на радость.

– Привет, Тим!

Он кивнул.

Все-таки странно, что люди относятся к беседе как к чему-то само собой разумеющемуся: беседа была как ленточка, крепко связывающая двух людей. Пока ее не разрезали.

– Сегодня и вправду был праздник, – заметила я с натужной веселостью. – Сестру Финниган вызвали в родильное, так что меня повысили до старшей медсестры.

Брови Тима взмыли вверх и опустились.

У меня возникла ужасная привычка: раз брат был лишен возможности участвовать в беседе, я болтала за двоих. Поставив сумку, я сняла пелерину и пальто. Самое главное было не задавать ему вопросов или задавать самые безобидные, об ответах на которые я и сама могла догадаться.

– Как твоя птица?

(Я не знала, придумал ли он ей имя.)

Тим редко встречался со мной взглядом, но иногда слабо улыбался.

Летом он нашел в переулке огромную сороку со сломанной ногой. Он купил для нее ржавую кроличью клетку и держал дверцу всегда открытой, чтобы птица могла свободно входить и выходить. Ее блестящий зеленый хвост вечно сшибал вещи с мебели. Кроме того, птица делала свои дела везде, где хотела, и когда я сетовала на это, Тим делал вид, что не слышит.