Владимир Мазурин - Дурные деньги

И все-таки однажды Сергей не выдержал, отчитал мать так, будто перед ним находился провинившийся первоклашка. В тот день они посадили морковь в огороде — Сергей вскопал гряду, мать рассеяла семена. Затем каждый из них занялся своими делами. Сергей увлекся и не заметил, как мать куда-то исчезла. Впрочем, она нередко теперь уходила из дома без его ведома: где-нибудь посидеть, поговорить с бабами, в магазин за продуктами. Он не мог бы сказать, сколько времени она отсутствовала, а когда появилась перед ним, по виноватому виду понял: что-то она опять тайком натворила. Мать тут же во всем призналась. Оказывается, она ходила в лес за лапником, чтобы накрыть им только что высаженную морковь. Наломать его наломала, но донести не смогла и оставила у дороги, за ольшаником. Слова к Сергею пришли не сразу, но заговорил он довольно резко и наставительно — в том смысле, что не может он ходить за матерью по пятам, а она не маленькая, чтобы не понимать, что ей можно, а чего нельзя. Мать оправдывалась, но он ее оправданий не принял и взял с нее слово ничего подобного впредь не делать.

В середине мая вернулся из больницы отец. Забот у матери прибавилось, но она этим нисколько огорчена не была, напротив, радовалась, что отец наконец-то дома — здесь спокойнее, надежнее, здесь и стены лечат.

К концу июля отец заметно окреп, а у матери появились признаки прежней болезни. Теперь они ее не обманули, она поняла, что надежд у нее нет — никаких. Лето переломилось надвое: время надежд кончилось, настали дни ожидания неизбежного. С чем можно сравнить их? Сравнений Сергей не находил. Он брал в руки Мишеля Монтеня — глаза скользили по поверхности слов, не проникая в их внутреннюю сущность. Как-то, в минуту слабости, Сергей обратился к небу — глубина молчания поразила его. Он понял: опору нужно искать только в себе самом. Однажды мать попросила его сесть рядом, он присел на краешек дивана и взял ее высохшую, почти безжизненную руку в свою. Прерывающимся от слабости голосом она заговорила о том, что нужно сделать и о чем ему нужно помнить, когда ее не будет. Так же вот когда-то в детстве она наказывала ему, уходя на работу, вынуть из печи хлебы и не забыть запереть дверь, когда пойдет гулять. Сергей гладил ее руку и молча кивал головой — слова застряли у него в горле. Потом он долго бродил на задворках, упорно глядя себе под ноги, в землю.

Отец снова не выдержал нервного напряжения. Когда дни матери были уже сочтены, ночью «скорая помощь» увезла его с острым приступом почечно-каменной болезни. Мать находилась в забытьи — незадолго перед тем ей сделали болеутоляющий укол. Сергей был рядом с нею. Вдруг она открыла глаза и, услышав шум в прихожей, спросила: «Что это?» Пришлось ей сказать обо всем: внезапное исчезновение отца скрыть от нее не удалось бы. «Позови его, я хочу проститься с ним», — попросила она. Превозмогая боль, отец вошел в переднюю, их оставили вдвоем.

Мать умерла на исходе последнего дня лета. Сергей один находился у ее изголовья. Погода в последние дни стояла сухая, теплая, солнечная, но в ту самую минуту, когда дыхание матери оборвалось, что-то зашелестело в листьях рябины, посаженной Сергеем в палисаднике под окнами дома. Он поднял голову и увидел: начинается дождь…

Погожим сентябрьским вечером, когда все уже было позади, Сергей забрел невзначай на заброшенную, одичавшую без хозяина усадьбу и оказался перед густой стеной терновника. Щедро усыпанные темно-лиловыми ягодами деревья напомнили ему о чем-то давнем, полузабытом. Машинально он сорвал две-три ягоды и положил их в рот. Терпкая, вяжущая горечь вернула его к действительности. Он удивился столь неожиданному вкусу терновника — ведь в детстве по осени не было для них ягоды слаще и желанней…

Небо над головой раскололось от реактивного гула. Сергей вздрогнул, насильственно возвращенный к действительности. Нужно было идти домой, где отец одиноко поджидал его к завтраку.

1984

С грибами мне не везло. Росли они только с краю леса, по опушкам, и кто-нибудь непременно опережал меня. Винить приходилось только себя: в самом деле, кто мешал мне подняться пораньше и отправиться в лес не по чьим-то следам, а первым, тем более что грибников в деревне раз, два — и обчелся. Правда, из соседнего заводского поселка наезжали моторизованные любители грибной закуски, но в основном по субботам и воскресеньям, я же был вольная птица, что называется, сам себе хозяин, и мог пойти за грибами в любой день недели. Это-то меня, похоже, и подводило.