Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Я тебя не обманывал, моя концепция изменялась во время съемок. В какой-то момент я понял, что должен показать все, как есть.

— Но в картине нет ни одного светлого эпизода, сплошной мрак! — воскликнула Соланж. — Ты представляешь, с какими впечатлениями будут выходить зрители?

— Зато может кто-то из них, наконец, прозреет, в каком мире они пребывают. Или нужен очередной фильм со счастливым концом? Их уже столько наделано, что хватит на многие поколения. А конец-то на самом деле всегда плохой. Только по своей слепоте мы этого не видим.

— Я врач, я часто вижу смерть, но я не приемлю такого взгляда на мир, — заметила Софья Георгиевна. — В противном случае моя профессия теряет всякий смысл. А нынешнюю пандемию в таком случае следует признать самое лучшее, что может с нами произойти. Но это полнейший абсурд! Нет, Святослав, я никак не могу одобрить твой фильм.

— Абсурд — это верить в то, во что верить невозможно. Но мы же это делаем ежедневно, — произнес Святослав. — Вот среди нас сидит человек, который хочет, чтобы мы всем скопом преклонили перед святым ликом его бога колени.

Отец Варлам резко встал и с высоты своего немалого роста посмотрел сначала на сидящего Святослава, затем на всех остальных.

— Этот фильм от сатаны, — веско произнес он. — Все, кто участвовал в нем, угодят в ад. Человек — подобие Бога, а если человек такой, как в этой картине, то и Бог такой же. Это богохульство, фильм должен быть уничтожен, а его авторы покаяться и отречься от него. Только в таком случае возможно прощение. Если вы согласны, я готов принять ваше раскаяние прямо сейчас.

— А вы не преувеличиваете свои полномочия, святой отец? — насмешливо проговорил Святослав. — Не знаю, как другие, — посмотрел он на Соланж, — а я в покаянии за этот фильм не нуждаюсь. Это вы должны каяться за то, что ваш Бог создал мир и человека таким. Я лишь отразил вами содеянное. Так что это я жду от вас, отец Варлам, прощение за все, что вы тут насоздавали.

— Не богохульствуй! — крикнул отец Варлам, размахивая рукой с крестом. — Приложись к нему — и тогда, возможно, Он тебя простит.

— Если бы Он даже простил, я бы не стал просить прощения, — ответил Святослав. — Да, Он никого и не прощает, это давно всем нормальным людям известно. Эта ваша большая ложь, что Он милосердный. А вся жестокость как раз идет от Него.

Лицо священника стало багровым. Он вдруг сделал несколько решительных шагов и остановился буквально в нескольких сантиметрах от режиссера. Мужчины с ненавистью пожирали друг друга глазами. В любое мгновение между ними могла вспыхнуть драка.

— Думаю, мы достаточно обсудили фильм, — раздался обеспокоенный голос Германа Владимировича. — Сейчас самое лучшее в одиночестве обдумать и увиденное и услышанное. Тем более, пищи для размышлений предостаточно.

Слова Германа Владимировича разрядили напряженность. Священник и режиссер почти одновременно устремились к выходу. За ними последовали и остальные.

Святослав и Соланж вошли в свою комнату. И сразу же с порога француженка набросилась на него.

— Как ты мог со мною так поступить?

— И как же я поступил? — пожал плечами Святослав.

— Я бы ни за что не стала сниматься в этом фильме. Я до сегодняшнего вечера не представляла, как ты всех презираешь и ненавидишь.

— Теперь ты знаешь, и что дальше?

Француженка замерла, словно бы натолкнулась на невидимое препятствие. Соланж осознала, что действительно не представляет, что ей делать дальше. Она растерянно посмотрела на Святослава. Той поймал и понял этот взгляд.

— А хочешь, скажу, что тебя больше всего возмутило и одновременно смутило? — ухмыльнулся он.

— Скажи.

— Тебя смутили откровенные сексуальные сцены. Тебе стало неудобно перед зрителями. А больше всего перед одним зрителем.

Какое-то время она молчала.

— Кстати, ты обещал, что в окончательном варианте сцены не будут столь откровенными, — упрекнула Соланж.

— Я так и хотел. Но когда стал просматривать снятый материал, понял, что следует подавать все предельно натурально. — Внезапно Святослав издал смешок. — Ты бы видела, как возбудились мужчины. Даже мой отец, а ему семьдесят пять. Значит, эти сцены хорошо получились.

— Ты не имел права делать то, на что мы не договаривались, — возбужденно произнесла француженка.

— Важны не договоренности, а результат, а он налицо. Ты можешь гордиться своим участием в фильме. Не удивлюсь, если на следующем фестивале отхватишь приз за лучшую женскую роль.