Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— А вы что скажите, Соланж? — обратился к ней Герман Владимирович по-английски. — После ужина мы намерены организовать просмотр фильма моего сына: «Свет и тени». У вас же там главная женская роль.

— Вы хотите посмотреть «Свет и тени»? — Только сейчас француженка поняла, о чем столь оживленно идет речь за столом. Она долгим взглядом посмотрела на Святослава. — Мне это будет интересно. Вы, наверное, не знаете, но так получилось, что целиком я не видела фильм. Только фрагменты. — Она помолчала. — Боюсь, что картина не всем понравится.

— Почему? — тут же поинтересовался Азаров.

— На мой взгляд, она чрезмерно спорная. Хотя я в ней снималась, но со многим не согласна.

— Вы нас интригуете, — произнес Азаров, не сводя с нее взгляда.

Соланж в ответ посмотрела на него.

— Отнюдь, когда вы увидите фильм, сами все поймете. Скажу одно, что когда я снималась, то постоянно впадала в депрессию. Даже пила депрессанты.

— Ты пила депрессанты? — удивился Святослав. — Я ничего об этом не знал.

— Я не говорила тебе, чтобы не мешать твоей работе. Я видела, как тяжело тебе давался этот фильм.

— Уж не поэтому ты тогда уехала почти на неделю. И до сих пор не знаю, где была? И даже не звонила, только слала смс.

— Я была на море. Мне понадобилось немного положительных эмоций. Впрочем, теперь это уже неважно.

— Мы тогда по причине твоего отсутствия чуть не сорвали график съемок, — недовольно произнес Святослав. — Если бы это случилось, пришлось платить большие штрафы.

— Извини, так вышло, — произнесла француженка.

— Если бы пришлось платить неустойку, мы бы с тобой тут не сидели, — резко проговорил Святослав. — Артист не может позволять себе так поддаваться эмоциям, если он профессионал. Они не должны в съемочное время так сильно им овладевать.

— Значит, я не совсем профессионал, — как-то странно улыбнулась Соланж. — По крайней мере, не вполне соответствую твоим критериям.

— По-видимому, да, — буркнул Святослав.

Герман Владимирович удивленно взглянул на эту пару.

— Мне кажется, ты не во всем прав, Святослав, — произнес он. — Если артист и особенно артистка так глубоко погружается в роль, значит, что у нее не просто талант, это еще означает, что она очень глубокая личность. И по этой причине ты должен особенно ценить мадам Жобер.

— Папа, я как-нибудь сам в этом вопросе разберусь, — ответил отцу Святослав.

— А по-моему, отец прав, — заявил Азаров. — Разве кино — это не часть жизни. Меня всегда поражала одна вещь: некоторые артисты очень убедительно играют на экране честных или мужественных людей, а в реальности они обманщики и трусы. И когда об этом узнаешь, то уже иначе смотришь на их сценические образы. Мне кажется, что нужно стремиться к тому, чтобы они как можно больше совпадали с теми, кто их изображает. Разве не так?

— Если следовать твоему принципу, Алексей, то боюсь, снимать кино стало бы крайне проблематично, — усмехнулся Святослав. — Мне лично по большому счету все равно, что за человек артист, мне важно, чтобы он играл убедительно, делал то, что я хочу, как режиссер. А как он будет вести себя вне съемочной площадки, мне глубоко наплевать. Про некоторых мне точно известно, что они подонки, а в моих фильмах играют положительных персонажей. Я тебе больше скажу, это даже еще интересней предлагать им именно такие роли и смотреть, как они с ними справляются.

— Наверное, это звучит глупо и не профессионально, но мой подход мне ближе, — сказал Алексей.

— Ты идеалист, это давно известно, — пожал плечами Святослав. — Но, если ты думаешь, что это тебя оправдает, или придает дополнительный шарм, то ошибаешься. По крайней мере, в моих глазах. Может быть, в чьих-то других, не знаю, — покосился он на Соланж. — На мой взгляд, идеализм происходит из-за недомыслия. Нет ничего легче, чем упираться рогом в какую-нибудь идиотскую идею и отстаивать ее с пеной у рта, вопреки очевидному, что она никуда не годится.

— Если я и идеалист, то мой идеализм заключается совсем не в этом, — горячо возразил Азаров.

— Давайте не будем спорить, — подала голос Софья Георгиевна. — Лучше посмотрим фильм, может, тогда кое- что станет ясней. И вообще, вам не кажется, что мы тут начинаем дискутировать едва ли не по любому поводу. Это свидетельствует о нашей психической неуравновешенности.

— Полностью согласен с моей многоуважаемой снохой, — поспешил вмешаться Герман Владимирович. — Мы чересчур горячимся, градус наших разговоров постоянно повышается. А это не есть хорошо. — Он оглядел сидящих за столом. — Вижу, что все уже поели. Тогда через пятнадцать минут собираемся в каминном зале, будем смотреть кино.