Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Интересно, — после короткого размышления ответил Михаил. — Так все же кого?

— Я уже ответил. Вы все мне дороги.

— Я не спрашиваю, дороги мы или не дороги, я спрашиваю, кого ты из нас больше любишь?

Герман Владимирович еще раз посмотрел на сына и вышел.

— Я так и знал, — пробормотал Михаил, — я не любимец отца. Он поудобней устроился в кресле и почти сразу же задремал.

Азаров постучался в комнату Святослава и Соланж, получив разрешение войти, отворил дверь. Святослав не слишком приветливо посмотрел на брата, Соланж же широко улыбнулась ему.

— Не помешал? — спросил Азаров.

— Вовсе нет, — мгновенно ответила француженка. — Мы ничем особенно не занимались. Проходите.

— Я зашел к вам, Соланж, — произнес Азаров.

— Кто бы сомневался, — насмешливо отреагировал Святослав. — И что тебя к нам привело?

— У меня есть канал на ютюбе, на время пандемии я решил его прикрыть, а зрители требует возобновления. Я хочу провести очередной выпуск вместе с Соланж.

Святослав удивленно посмотрел на француженку.

— Ты мне ничего об этом не сказала.

— Потому что еще не решила, стоит ли мне это делать.

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, — произнес Азаров.

— А что ты хочешь от нас? — поинтересовался Святослав.

— Обсудить, о чем пойдет речь, — ответил Азаров.

— И о чем?

— Я бы хотел поговорить о свободе и диктатуре. Как это видится со стороны человеку, приехавшему к нам из-за границы в такой необычный и сложный момент.

— Пустая тема, — пожал плечами Святослав. — Ничего нового Соланж не скажет. Придумай что-нибудь другое. Например, про секс.

— Позволь мне это самой решать, о чем говорить, — вдруг довольно резко произнесла Соланж.

Азаров по очереди посмотрел на нее и на Святослава.

— Может, вам стоит обсудить этот вопрос без меня, — предположил он.

— У нас от тебя нет тайн, — неожиданно засмеялся Святослав. — В том числе и о том, что мы с Соланж по-разному смотрим на некоторые вопросы. Послушай, Леша, ты, в самом деле, веришь, что этой стране не хватает именно свободы, а не что-то еще?

— В первую очередь ей не хватает свободы.

— Типичная иллюзия русского интеллигента, — фыркнул Святослав. — Он думает, что если будут свобода, все остальное приложится.

— Это не так?

— Абсолютно не так! Этой стране свобода противопоказана. Будет только хуже.

— Что же ей не противопоказано?

— Не знаю. И никто не знает, включая тебя. В этом-то вся и загвоздка. Но в отличие от тебя я это давно понял. России свобода вредна так же, как и не свобода. И то и другое по-разному для нее плохо. Она не способна развиваться ни в том, ни в другом состоянии. Россия — это вечный тупик. Удивлюсь, что ты до этого еще не допер. Может и добьешься, что прольется кровь, а дальше, что с этим будешь делать. Ведь до конца жизни не отмоешься от нее.

— Святослав, что ты говоришь! — воскликнула Соланж. — Призывать к свободе — это вовсе не призывать к пролитию крови.

— У вас — да, у нас — нет, — возразил Святослав. — Соланж, ты иностранка, никогда здесь не жила и не понимаешь суть происходящего. Но он то, как это может не понимать, — кивнул Святослав на Азарова. — В этой стране по большому счету есть две силы: власть, которая желает только одного — бесконечно наживаться, и народ, который ее ненавидит, но при этом ничего не хочет ни делать, ни менять. И это полнейший тупик. Ты бы лучше, Алешка, спросил у нашего родного отца, как все на самом деле обстоит. Он-то был и во власти и среди народа, и может, многое тебе поведать и о ней и о нем.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Азаров.

— Плюнуть на все. Есть два выхода: либо навсегда отсюда смыться, либо жить, как получается, радоваться повседневными удовольствиями. У тебя есть имя, известность, я читал про тебя, что ты хороший юрист. Не хочешь быть коррупционером, зарабатывай деньги честно, защищай обиженных и обездоленных. И одновременно живи в свое удовольствие.

— Я отнюдь не считаю, что невозможно ничего изменить, — возразил Азаров.

Святослав насмешливо взглянул на брата.

— Понятно, тебе хочется быть лидером, вести за собой народные массы. А куда? К свободе? Ха-ха, этим людям на нее начхать. Это вначале они будут внимать твоим призывом, а потом станут громить все подряд, будучи уверенными, что это и есть та самая свобода. Или тебе не известна наша славная история?

— История никогда не повторяется. Она всегда разная.

— Еще как повторяется. Я бы сказал, что история никогда не меняется. А уж в России тем более. Если внимательно в приглядеться к ее страницам, то обнаружишь, что она стоит тут на месте, словно вкопанная. Все вроде бы движется, а на самом деле, полная неподвижность, одно сплошное болото, в котором все тонет. И тебя однажды оно поглотит. Ну, как ты не понимаешь, нельзя у нас ничего изменить. Не знаю, почему, но мы так уж устроены.