Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— У нас слишком много разного имущества, в том числе недвижимости. Зачем нам его столько?

— Что? — От изумления у Ратманова даже на мгновение отвисла челюсть.

— Миша, если говорить откровенно, не все оно куплено на законно заработанные деньги. Я никогда не вмешивалась в твои дела, но мне кажется, они не всегда были честными. Скажи мне правду.

— Софочка, дорогая, что с тобой случилось? Заболела?

— Я здорова и полностью в здравом уме. Пойми, мне стыдно иметь столько всего, когда оно не честно заработано. Давай это продадим и деньги переведем в какие-нибудь благотворительные фонды. Это будет наилучшим решением вопроса.

— Кто тебе внушил такую дикую мысль? А, понятно, наш святоша. У тебя бы она без него ни за что не возникла.

— Не важно, кто внушил, важно, что я так думаю и чувствую.

— Нет, это очень важно! — вдруг закричал Ратманов. — Сколько раз я уже пожалел, что впустил его в наш дом.

— Отставь отца Варлама в покое. Неужели ты не видишь, что неправедно нажитое имущество разъедает нашу семью, как ржавчина железо. Вспомни, что произошло только что с Виталиком.

— Это-то тут причем?

— Он видит, как мы живем. И сам становится таким же. Будем честными, у нашего сына нет никаких представлений о морали. Он хочет одно: сладко жить и ни в чем себя не стеснять. А каким достигается это способом, ему все равно. Нам надо разорвать этот порочный круг.

— Теперь я слышу голос Алексея. Быстро же ты набралась у этих двоих.

— Миша, ты ни о том говоришь. Давай говорить, как дальше жить, — взмолилась Софья Георгиевна.

— Поговорим и об этом, — зловеще пообещал Ратманов. — Но сначала немного о другом. Запомни, моя жена, как я приобрел свое имущество, это только мое дело. И тебя оно не касается. Ничего продавать и уж тем более раздавать я не намерен. Больше таких разговоров я слушать не хочу. Слава богу, Алексей уезжает, а со святошей я разберусь.

— Алексей отсрочил отъезд по причине болезни твоего отца.

Ратманов удивленно уставился на жену, и Софья Георгиевна вдруг поняла, что он даже не знает, что случилось с Германом Владимировичем.

— У него сильный сердечный приступ, — объяснила она. — Я его купировала, но надо дальше наблюдать. Сейчас Герман Владимирович спит.

— Только этого нам не хватало! — чертыхнулся Ратманов. Софья Георгиевна не поняла, относятся ли его слова к болезни отца или к отсрочке отъезда брата.

— Я хочу тебе напомнить, что этот дом и все остальное, что тут есть, записано на меня. И я сама могу принять решение, что с этим делать.

Ее слова вызвали у мужа ярость, он схватил жену за плечи и стал трясти так, чтобы у нее голова стала мотаться из сторону в сторону.

— Что ты делаешь? Немедленно прекрати! — закричала Софья Георгиевна.

Но Ратманов явно вошел в раж и не думал прекращать. Софья Георгиевна вырвалась из рук мужа, вскочила с кровати и побежала к двери. Михаил, словно лев, одним прыжком настиг ее и повалил на пол. Он придавил коленом ее грудь и поднял над ней кулак. Она в ужасе закрыла глаза.

Костяшки кулака мужа вжались в ее лицо. Удар был не сильный, но она все равно почувствовала боль. Софья Георгиевна открыла глаза и увидела, что муж стоит над ней и тяжело дышит.

— Уйди, иначе я не сдержусь, — прорычал он. — А если снова примешься за свое, я за себя не ручаюсь.

Софья Георгиевна поспешно встала и выскочила выйти из спальни.

Она заперлась в ванной комнате. Подошла к зеркалу и долго рассматривала себя. Под глазом появилось заметное покраснение; прикосновение к этому месту тут же отзывалось болью.

Но гораздо сильней Софья Георгиевна была потрясена самим фактом того, что муж поднял на нее руку. Это случилось за их совместную жизнь впервые. До этого момента она даже не могла припомнить, когда он повысил на нее голос. Они ссорились, не часто, но все же такое случалось. Но размолвки были не продолжительными и не имели большого накала. И всякий раз супруги быстро мирились. В худшем случае хранили молчание пару дней. Потом им это надоедало, и кто-то из них заговаривал первым. Этим все до сих пор и исчерпывалось. А сейчас Михаил ударил ее, пусть не сильно, но разве это принципиально. Главное — сам факт того, что в их отношениях отныне пройдет некий рубеж. И развод становится неизбежным. Она не сможет простить мужа.

Софья Георгиевна наложила тональный крем на место покраснения, оно стало менее заметным, но отнюдь не невидимым. Ну и ладно, решила она, пускай все видят. Если спросят, то не станет скрывать, что с ней случилось. Пусть все знают, какой у нее муж.