Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Отец, кто из нас будет объяснять, ты или я? — засмеялся Святослав.

— Начни ты, если понадобится, я дополню, — предложил Герман Владимирович.

— Я тебе уже говорил, что Россию нельзя сравнивать с другими странами. Тут все устроено по-своему. Здесь государство — это все, оно всем рулит и всем правит. Самое лучшее тут — присосаться к нему. И тогда ты в шоколаде. И можно не обращать ни на что внимания: ни на суд, ни на общественность, ни на газеты, журналы, телевидение. Если тобой довольно начальство, ты в безопасности, и можешь делать все, что пожелаешь. В том числе безгранично воровать.

— Так ваш брат вор? — изумилась Соланж.

— Ни он один, вокруг него все такие. Это и есть в России главный бизнес. Я все правильно объяснил? — обратился Святослав к отцу.

— В целом, да, — согласился Герман Владимирович. — Хотя это все же упрощенный взгляд. Некоторое время назад, Соланж, мы пытались изменить эту клептократическую систему, но из этого мало, что получилось.

— Почему? — спросила Соланж.

— Она оказалась сильнее нас, — коротко объяснил Герман Владимирович.

— Мой отец был вице-премьером в правительстве, — пояснил Святослав.

— Это было и давно и недолго, всего-то полтора года, — сообщил Герман Владимирович. — Мы очень хотели изменить эту страну. По крайней мере, я, но, увы, мало, что получилось, — развел он руками.

— Теперь тебе хотя бы немного понятно? — поинтересовался Святослав.

— Если понятно, то совсем немного, — сказала француженка.

— Не все сразу, — улыбнулся Святослав. — По поводу того, что правительство, в котором пребывал мой отец, хотело изменить страну, я сильно сомневаюсь. Об этом мы с ним много спорили. Но в одном я согласен, что Россию изменить невозможно. Когда я это однажды окончательно понял, то все плюнул, и свалил отсюда. У меня в кармане было всего несколько тысяч долларов. Но мне было все равно, лишь бы подальше от родного отечества.

— Ты мне об этом никогда не рассказывал, — удивилась Соланж.

— Так ты не спрашивала.

— Когда мы познакомились, ты уже был известным режиссером. Сколько фильмов ты снял к тому времени в Голливуде?

— Всего три. И они не имели большого успеха. Так, средний уровень.

— Критики писали другое, — возразила Соланж.

— Что они понимают. Я сам для себя главный судья и критик.

— И как ты оцениваешь свое творчество, Святослав? — поинтересовался Ратманов-старший.

Святослав какое-то время молчал.

— Понимаешь, папа, я хочу сделать один фильм, но настоящий, такой, какой останется навсегда. А все остальное уйдет в отвалы. Только никогда не ведаешь, какая картина окажется та самая. Вот и приходится их много клепать. Но, если все же сотворю ту самую, то на этом завершу свое творчество. Больше работать нет ни малейшего смысла.

— Чем же тогда займешься?

— Путешествовать, любить женщин, может, напишу книгу, — пожал плечами Святослав. — Мне хочется пожить на маленьком острове в океане, где почти нет людей. Представляешь, со всех сторон плещется вода. Можно ходить голым и ни о чем ни заботиться.

— Честно говоря, не представляю такой жизни, — сказал Герман Владимирович. — Мне бы там стало смертельно скучно уже на второй недели. Даже хождение голым не помогло.

— Это потому что ты никогда не умел сливаться с природой. А мне хочется ощутить себя ее частичкой.

— Кто же тебе мешает поехать на такой остров прямо сейчас? Вместо этого ты отправился в зараженную Россию.

— Так я же не сделал того главного в своей жизни произведения. А давайте все выпьем за то, чтобы это случилось. Тем более, у всех опустели бокалы.

Святослав встал и разлил вино по бокалам.

Михаил Ратманов стоял на балконе своей спальни и наблюдал за тем, как Азаров прогуливается рядом с домом. Делал он явно не только для того, чтобы подышать свежим воздухом, по его поведению было очевидно, что он что-то вынюхивает. Пару раз он доставал свой телефон делал снимки.

Почему-то именно этот компонент прогулки больше всего бесил Ратманова. Чтобы унять раздражение, он то и дело отхлебывал из бокала с виски, но на сей раз это универсальное лекарство мало помогало. Злость с каждой минутой, словно вода в чайнике, закипала все сильней. Наконец он не выдержал, поставил на столик посуду и быстрым и решительным шагом вышел из комнаты.

Ратманов выскочил из дома и направился к брату. Азаров стоял спиной к нему и рассматривал павильон, в котором располагался крытый корт. Ратманов подкрался к Азарову и несколько секунд молча стоял рядом. У него возникло сильное искушение ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Он давно это заслужил.