Джоан Дидион - Год магического мышления [litres с оптимизированной обложкой]

Я толкнула локтем в бок уснувшего Джона.

– Они пустили Джорджа Монтгомери за штурвал – а мы летим над Андами, – шепнула я.

– Круче, чем в Картахене, – откликнулся Джон и снова уснул.

В тот день я так и не доехала по Кэнон до “Райт эйд”.

Однажды в июне, когда Кинтана уже выписалась из калифорнийского медцентра и проходила шестую из пятнадцати в итоге недель реабилитации в Институте восстановительной медицины имени Раска при Медицинском центре Университета Нью-Йорка, она призналась мне, что ее воспоминания не только о калифорнийском медцентре, но и о прибытии в Институт Раска “совсем мазаны”. Кое-что о медцентре она могла припомнить, в то время как все остальное, начиная с Рождества, забылось (например, она не помнила, как произносила речь в память своего отца в церкви Святого Иоанна, и даже не помнила – когда впервые очнулась в калифорнийском медцентре, – что он умер), но и воспоминания о медцентре были “мазаны”. Позднее она исправила эпитет – “смазаны”, но я и так отлично понимала, что она имеет в виду. В отделении неврологии калифорнийского медцентра предпочитали термин “рассеянная” – “ориентация улучшается, но пока рассеяна”. Когда я пытаюсь реконструировать недели, которые Кинтана провела в калифорнийском медцентре, я обнаруживаю такую же смазанность собственной памяти. Некоторые дни и часы кажутся вполне отчетливыми, а другие – нет. Я отчетливо помню, как спорила с врачом в тот день, когда назначили трахеостомию. К тому времени после интубации прошла почти неделя, как сказал врач. В университетском медцентре не оставляли трубку дольше, чем на неделю. Я возразила, что в “Бет Изрэил норт” она провела на трубке более трех недель. Врач отвел глаза.

– В Дьюке тоже неделя максимум, – сказал он, словно рассчитывая, что авторитет Университета Дьюка положит конец препирательствам.

А я, наоборот, впала в ярость. С какой стати я должна оглядываться на Университет Дьюка, хотела я спросить, но промолчала. И с какой стати на Дьюка оглядывается Калифорнийский университет. Дьюк в Северной Каролине. Этот медцентр – в Калифорнии. Если бы меня интересовало мнение врачей из Северной Каролины, я бы позвонила туда. – Ее муж сейчас летит в Нью-Йорк, – сказала я. – Уж наверное, операцию можно отложить до тех пор, пока он приземлится.

– Вообще-то нет, – ответил врач. – Она уже внесена в расписание.

В тот день, когда запланировали трахеостомию, отключили энцефалограф.

– Все выглядит неплохо, – твердили мне. – Она пойдет на поправку быстрее, как только мы сделаем трахеостомию. Мы уже отключили энцефалограф – вы, может быть, не заметили?

Это я-то не заметила?

Мое единственное дитя.

Мое дитя в коме.

И я, может быть, не заметила, войдя в палату реанимации, что на мониторе исчезли линии, обозначающие жизнь ее мозга? Что экран над ее кроватью почернел, мертв?

Оказывается, это был прогресс, но в первый момент мне вовсе так не показалось. Я вспомнила, как в реанимации говорили, что в Общеклинической больнице Сан-Франциско отключают мониторы, когда приближается смертный час, потому что члены семьи слишком много внимания уделяют мониторам, а не самому умирающему. Я испугалась, что и тут действовали из тех же соображений, И даже когда меня уверили, что это не тот случай, я все-таки отводила глаза от пустого монитора энцефалографа. Я уже привыкла наблюдать за кривой, отражающей деятельность мозга. Словно слушала мысли Кинтаны.

И я не понимала, почему, раз уж аппарат все равно стоит в палате без дела, нельзя было оставить его включенным.

На всякий случай.

Я задала этот вопрос.

Не помню, получила ли я ответ. В ту пору я задавала много вопросов, на которые никто не желал отвечать. А те ответы, что мне давали, оказывались неудовлетворительными вроде этого: “Операция уже внесена в расписание”.

В неврологической реанимации трахеостомию делают всем, твердили мне в тот день. У каждого пациента наступает мышечная слабость, при которой удалить дыхательную трубку становится проблематично. Трахеостомия снижает риск повреждения трахеи. Трахеостомия снижает риск развития пневмонии. Посмотрите направо, посмотрите налево: на обеих койках рядом с вашей дочерью у пациентов трахеостома. Операцию можно провести на фентаниле и мышечных релаксантах, наркоз продлится не более часа. Трахеостомия не оставит никаких следов, “маленький шрамик-ямочка”, не о чем говорить, “а со временем, вероятно, и шрам рассосется”.