Командир бригады был занят. Антониу, извинившись, развлекал Боброва разговорами. Стояли на каменном портале штаба, смотрели на военный плац, на щиты, изображавшие приемы боя, на пятнистые мундиры солдат, казавшихся одинаковыми, худыми и стройными, как гимнасты.
Один из них, что стоял совсем близко, смотрел на Боброва, словно искал его взгляда. И Бобров, убедившись в этом, встретился с ним глазами. Тот мгновенно улыбнулся, кивнул. Бобров растерянно улыбнулся в ответ, стараясь вспомнить, где он видел солдата. Где*то он его действительно видел. Какое*то тревожное полузабытое впечатление было связано с этим молодым некрестьянским лицом.
— Где*то мы с ним встречались! — обратился он неуверенно к Антониу, делая шаг к солдату. — Скажите ему, что мне знакомо его лицо.
— Он тоже вас помнит, — Антониу перевел ответ солдата. — Он говорит, что видел вас в аэропорту в Мапуту, когда их сюда отправляли. Они еще были без формы. Его провожала мать. Он говорит, ему было стыдно, что она причитает. Он видел, вы на него смотрите, и ему хотелось, чтобы мать перестала плакать. Поэтому он вас и запомнил.
Бобров вспомнил отправку новобранцев, их теснящуюся шеренгу, пожилую стенающую женщину, оплакивающую сына, и то состояние, что он испытал Знание о них, о себе, о своем убитом отце, неумение им помочь, помешать их разлуке. Это чувство погасло, почти забылось, но не исчезло совсем. Возродилось опять среди этих казарм, готовых к погрузке машин.
— Их отправляют сейчас на фронт, — продолжал переводить Антониу. — Он не стал писать об этом матери, пусть думает, что они все еще тренируются.
— Вы, кажется, учились в университете? — вспомнил Бобров причитания женщины, удивляясь неслучайности человеческих встреч, каждая из которых, оборвавшись, продолжается подспудно, и оказывается, пока люди были в разлуке, их отношения длились. Они встречаются иначе, в иных отношениях друг с другом. — Напомните, как вас зовут?
— Его зовут Роберту, — любезно переводил Антониу. — Он изучал в университете антропологию. Он пошел добровольцем. Он говорит, сейчас не время изучать антропологию. Враг напал на нас. Его отец погиб, сражаясь в отряде ФРЕ-ЛИМО. Если бы отец был жив, он бы сейчас воевал.
Бобров видел его молодое нетерпение, его свежую веру, возбуждение, вызванное прикосновением к оружию. И хотелось ему что*то сказать, наделить его мудростью, осторожностью. Чтоб его миновала беда, чтобы он снова увиделся с матерью. Бобров искал этих слов, был готов их сказать. Но из штаба, упругий и цепкий, вышел офицер и прямо с крыльца, со ступенек, зычно, как все офицеры на свете, крикнул: «По машинам!»
Солдаты подхватили вещевые мешки, звякали оружием, запрыгивали в грузовики. Бобров не успел ничего сказать, только пожал гибкую руку Роберту. Тот улыбнулся, не отгадав его мыслей, забрался в кузов, крикнул по-английски:
— До свидания! До встречи!
Грузовики дымили, катили мимо шлагбаума. Бобров смотрел на гарь, повторял про себя непроизнесенные слова.
Его принимал командир бригады, маленький, сдержанный и величественный. Бобров, изучая его медлительные величавые жесты, думал, что этим комбриг как бы берет реванш за свой маленький рост. Они пили оранжад под прохладной струей кондиционера.
Да, говорил комбриг, он получил сообщение от министра. Он понимает цель Боброва — снять фильм о борьбе Мозамбика. Конечно, он сделает все, что в его компетенции, чтобы гость составил себе представление о военном процессе в Софале.
Бобров деликатно расспрашивал, зная, что комбриг — не просто военный, но влиятельный политик ФРЕЛИМО, герой освободительной войны, первое лицо в провинции.
Армия, продолжал комбриг, учится. Учится и воюет. Ветераны обладают богатым опытом партизанской борьбы. Но сейчас этот опыт устарел. Армия перестала быть партизанской. Она стала регулярной. Части учатся новой тактике, обороне, наступлению, встречному бою. Воюют с бандитами, а готовятся воевать с ЮАР.
— Сейчас в лесах Софалы мы. фактически воюем с ЮАР, — переводил Антониу слова комбрига. — В наш район переброшено южноафриканское диверсионное формирование «Бур». Поднят мятеж, и им руководят из Претории. Воюя здесь, в районе Бейры, мы фактически воюем с Преторией.
Он вспомнил, что когда*то, в пору партизанской борьбы, они старались освободить солдат от чувства страха перед белым человеком. Учили не бояться белого человека-колонизатора, учили в него стрелять. Теперь они учат солдат понимать, что белый белому рознь. Учат мыслить политически, интернационально. Но все-таки главным противником для них остается белая армия ЮАР. Если гость желает, они покажут ему учебные центры. Как солдаты осваивают «бэтээры», учатся вождению танков.
Читать дальше