Бобров принял от Соломау приемник. Прочитал выдавленную на пластмассе надпись: «Сделано в Южно-Африканской Республике».
— Его зовут Меамбо, — продолжал Соломау. Мужчина, услышав свое имя, кивнул. — Он знает, где аэродром и склад с горючим. Он гонял туда скотину и несколько раз виделся с летчиками. Они сказали ему, что прилетели из Мапуту. Что они инженеры и будут строить дорогу. Просили проследить, чтобы никто не тронул горючее. Подарили ему сахар, муку и транзистор. Он готов показать нам аэродром.
Хозяин еще раз кивнул. Унес свою драгоценность, мерцавший металлом транзистор, в хижину. Вернулся и что*то сказал жене. Пошел в сопровождении Соломау к машине. Проводник в панаме остался у хижины. Устало присел в тени, довольный, что его оставляют в покое.
Они снова катили, сжатые душным железом, огибая кусты и деревья. Меамбо указывал направление узким скрюченным пальцем, словно прокалывал в зарослях дыру, пропуская невидимую дратву — все ту же незримую, проходящую сквозь саванну силовую линию.
Добрались до кустистой ложбины, встали, загнав машину в тень просторной акации. Соломау, Меамбо и два солдата ушли на разведку. Остальные повалились в тень. Расшнуровали ботинки. Пили, осторожно промывали глаза. Машина остывала, тонко звенела, будто в ней поселился сверчок.
15
Он был измучен. Рубаха и брюки казались жаркой, едкой примочкой. В голове продолжалось гудение. И, желая покинуть это близкое от машины, вибрирующее пространство, он брызнул себе на лицо теплой водой из фляги, шагнул за акацию, на хрустящую сухими чешуйками землю. И будто прошел сквозь стену, в иной свет и воздух. Шаг за шагом удалялся от поля тревоги, погружался в слабое, нежно пульсирующее поле природы. В шелест мелких стеблей под ногами, в робкий посвист невидимой птахи, в переменное жарко-прохладное дуновение. Щурясь, почти закрыв глаза, шел на это дуновение, вверяясь ему, меняясь в нем, сбрасывая металлические и бензиновые запахи. Шел, подхваченный струящимся ветром, неся под закрытыми веками неяркое свечение солнца.
Он услышал внезапный хруст, испугавший его скачок, глухой стук о землю. Успевая раскрыть глаза, еще пугаясь счастливым испугом, увидел вскочившую из-под куста, метнувшуюся в ударе копыт низкорослую антилопу. Ее острый костистый хребет, желтую пятнистую кожу, жилистые, струнно-сильные ноги, толкнувшие вперед шар мускулистого тела, вытянутую заостренную нежно-коричневую голову. И вся она в стеклянном блеске ворсинок, скосив сердоликовый глаз, возникла на одно мгновение и тут же исчезла, оставив в зрачках свой фотоснимок. Застывшее в солнечном воздухе изображение животного, поджавшего хрупкие ноги.
Эта встреча восхитила его. Ему было удивительно и счастливо думать, что антилопа услышала его еще издали. Чутко вытянув шею, ловила его приближение, его шаги, его запахи. Он не знал о ней, а она уже знала, уже видела его сквозь редкую зелень куста.
Он нагнулся, тронул руками неглубокую песчаную выемку, где лежало животное, подстилку из вороха блеклых засохших соцветий и древесных чешуек. И ему казалось: он улавливает неулетучившиеся запахи зверя. Она, антилопа, где*то близко, отбежала и слушает, уперев в землю заостренные резные копытца, обратив в его сторону чуткий лик. Этот продолжавшийся незримый контакт был связью, долгожданной и истинной, с другой саванной и Африкой, с древним, вечным и чудным, пустившим его в себя, уготовившим ему место под прозрачной тенью куста с чуть видной звериной лежкой. Обещавшим ему иную долю и жизнь.
Это было так сильно, так сладко. Было связано с преображением мира. И оно, это преображение, совершалось не взрывчаткой, не пулей, не нацеленным в мир оружием, а чудом. Волнением ветра, прозрачной колеблемой тенью, легким скоком пробежавшего зверя. Он стоял на коленях, касаясь ладонями теплой земли в том месте, где недавно лежала антилопа. Гладил ее глянцевитые дышащие бока, вздрагивающий пружинный хребет, шелковистые прижатые уши. Заглядывал в неиспуганные, выпуклые, отражавшие его облик глаза.
Медленно, улыбаясь, брел среди зарослей, неплотных, сквозных, прерываемых солнечными прогалинами. Саванна была недикой, возделанной, но не человеком, не мотыгой, не плугом, а иным, изначальным садовником, посадившим и этот глянцевитый округлый куст, и рядом струящееся волнообразное деревце, населившим свой сад быстроногими антилопами, свистящими птицами, бесшумными пролетавшими бабочками.
Читать дальше