Он осторожно тронул свою выпуклую худую скулу, СЛОВНО боялся стереть каплю крови. И Боброву показалось, на черной коже на мгновение возник и погас алый горячий кружочек.
Они продолжали колыхаться в ухабах. Все так же было душно и обморочно от бензиновой вони, от лязгания прикладов об пол. Но бессилье его миновало Вектор движения по-прежнему бил вперед. Указывал своим острием. Но он, этот вектор, начинался теперь в его жарком, сострадающем сердце. Был осмысленным выбором, двигающим его в африканской саванне. Здесь, среди кустов и ухабов, пульсировала силовая линия совершаемой в мире борьбы, и он, Бобров, отдавал ей свои силы, питал ее своим электричеством.
Колея исчезла и стерлась. Машина шла по нетронутому волнистому грунту. Вламывалась в тенистые заросли, выныривала среди яркого света. Давила цепкие, оплетавшие желтоватую землю травы. Проводник за спиной шофера односложно подавал голос, вперя палец вперед. И шофер менял направление, переключал скорости, продирался сквозь корзинное плетение веток.
Машина въехала в рыхлую кучу. Развалила ее, заскользила, забуксовала. Шофер дергал ручки, чертыхался. Указывал на другие подобные кучи, словно нарытые, выдавленные из-под земли огромным кротом.
Проводник что*то сказал, усмехнулся. Соломау усмехнулся в ответ.
— Слоны, — сказал он. — Слоны недавно прошли. Свежий помет.
Он приказал солдатам выйти, толкнуть машину. Бобров вместе со всеми выталкивал «Лендровер» из колеи, наполненной свежим пометом, в котором скользило, вращалось колесо. Почувствовал твердый удар в плечо. Жук-скарабей упал на землю, вбирал под панцирь прозрачные крылья, жадно полз к разбросанной колесом куче. Из саванны на запах под разными углами летели, планировали жуки, ударялись о машину, мундиры солдат, падали, зарывались в помет. Боброву хотелось отойти от ревущей, изрыгавшей копоть машины. Послушать жужжание жуков. Приложить ухо к земле и уловить чуть слышное трясение тяжелых, переступающих в зарослях ног. Но «лендровер» вырвался из цепко-скользкой рытвины. Солдаты уселись на лавки. И Бобров угнездился на своем месте, прижатый плечом Соломау.
Вновь, едва заметная, чуть прочерченная, обозначилась колея. Кусты расступились, и на поляне открылась маленькая лесная деревня. Несколько круглых тростниковых хижин, напоминавших корзины для ловли рыб. Покосившийся, из кольев, загон. Вскопанная, неряшливо тронутая мотыгой земля с чахлыми всходами. Машина встала у хижины, и навстречу ей вышел и тут же замер, будто у проведенной черты, мужчина с голыми костистыми плечами, с худосочными, в драных брюках, ногами. Женщина в ветхой замусоленной юбке держала в руках домашнее орудие, похожее на пестик. Высыпали голопузые, курчавые, похожие на козликов дети. Все испуганно воззрились на вылезавших солдат, на оружие, на обилие скрежещущего железа, возникшего среди их глиняного, тростникового быта.
Проводник и Соломау подошли к хозяину хижины. Раскланивались, пожимали друг другу руки, обменивались приветствиями. Бобров, не понимая языка, слушал краткие, гулкие, словно из крынки излетавшие звуки. Рассматривал утоптанный гладкий двор, сложенный из закопченных камней очаг, плоский с углублением камень, убеленный и выщербленный бесчисленными истертыми зернами. Из-за тына слезно и кротко смотрела тощая коровья морда. У женщины на худых запястьях висели браслеты, в ухе, под кольчатой измельченной прической, качалась серьга. Вид этих настороженных, изумленных людей, едва прикрытых одеждой, каменные орудия, запах дыма, животных, невидимых, киснущих, недавно содранных шкур создавали впечатление первобытной древности. И «лендровер», автоматическое оружие, амуниция солдат своими пряжками, колесами, дулами отрицали эту робкую, зацепившуюся за землю жизнь. Грозили тронуть неосторожно, отсечь ее хрупкие корни, умчаться дальше, даже и не заметив крушения. Как трактор, пройдя по дюне, сдирает зыбкую сетку трав, сводя на нет столетнюю работу растений, удерживавших, оплетавших пески. Превращает дюну в пыльный подвижный бархан.
Хозяин скрылся в хижине и скоро опять появился, держа в руках хромированный транзистор. Вытянул усик антенны, крутил рукоятку. Соломау бережно принял беззвучный приемник, осматривал его, поворачивал. Бобров приблизился и пожал хозяину руку, твердую, сухую, шелушащуюся ладонь крестьянина, избитую о мотыгу. Отвечал улыбкой на его испуганно-виноватую, щербатую улыбку.
— Этот транзистор подарил ему белый летчик, — сказал Соломау. — Он знает, где аэродром. В приемнике кончились батарейки. Летчик обещал привезти новые.
Читать дальше