Он не знал, что ей ответить…
Прошло несколько лет. 1963-й был последним годом хрущевской оттепели. К этому времени члены ЦК с ужасом обнаружили, что не все их решения принимаются автоматически. Пять лет назад это произошло с конкурсом Чайковского – победителем был назначен Лев Власенко, но аудитория и жюри выбрали Вана Клиберна. Теперь на Третьем Московском кинофестивале ЦК решил дать первую премию производственной драме “Знакомьтесь, Балуев!”, но Феллини привез “Восемь с половиной” и спутал все карты. Началась закулисная война. Фильм попытались не допустить до фестиваля, но у него нашлись сильные защитники. Лауреат Ленинской премии, “прогрессивный” режиссер Григорий Чухрай заявил, что уйдет с поста председателя жюри, если его друга Федерико не допустят к фестивалю. И уж совсем неожиданно за Феллини вступился лауреат трех Сталинских премий режиссер Сергей Герасимов. ЦК сдался. Жюри присудило Феллини первую премию, а вторую – фильму “Знакомьтесь, Балуев!” с издевательской формулировкой “за лучшее воплощение образа Балуева”. За все эти провалы ЦК потом отомстит Хрущеву в 1964-м, правда, сравнительно комфортным домашним арестом.
– Срочно подъезжай к кинотеатру “Россия”, – быстро сказал Сеньор в трубку. – Через час будут показывать “Восемь с половиной”. У меня пять пропусков. Один для тебя. Всё. Пока. Некогда.
Шуша примчался на такси. В сквере около памятника Пушкину стоял Сеньор, а вокруг него несколько знакомых из кафе.
– Ждем Рикки, – сказал Сеньор Шуше, закуривая “Шипку”.
– Кого??
– Рикки, Рикки, с младенцем. Для нее у меня пропуска нет. Тем более с младенцем.
– Каким младенцем? – не понимал Шуша.
На ступенях, ведущих к скверу от кинотеатра, появилась женщина с коляской, которую она безуспешно пыталась катить вверх по ступеням.
– Пойди помоги, – сказал Сеньор.
Только когда Шуша подошел к лестнице, он узнал Рикки. На ней были сандалии с кожаными ремешками до колен, как у римского гладиатора, а сверху ослепительно яркий балахон, сшитый из кусков ткани с орнаментом из желтых, красных, зеленых и черных треугольников.
– Интересные сандалии, – сказал Шуша, ничего другого ему в голову не приходило.
– Ты бы лучше помог коляску втащить!
– Давай. А что за младенец?
– Моя дочь! – раздраженно бросила Рикки, вытаскивая черного младенца из коляски. – Ее зовут Афи, потому что она родилась в пятницу.
Шуша кивнул, как если бы объяснение было самоочевидным. Он потащил коляску вверх по ступеням.
– Вот смотри, – обратился Сеньор к Рикки, когда они подошли. – Если бы ты была без коляски, я бы тебя тоже провел.
– Я не люблю кино, – сказала Рикки. – Я просто пришла на всех вас посмотреть перед отъездом.
– Куда отъездом? – спросил Шуша.
– В Аккру.
– Где это?
– В Африке.
– Это не просто кино! – сказал Сеньор. – Ты такого никогда не видела. И может быть, не увидишь.
– У нас в Гане можно смотреть любое кино, – высокомерно сказала Рикки. – Там нет вашей советской власти.
– Здесь, строго говоря, ее тоже нет, но дело не в этом, – сказал Сеньор, стряхивая пепел в пустую пачку из-под “Шипки”, – там первое время тебе будет не до кино.
– Как я могу пойти с коляской?
– Кто-нибудь погуляет с твоей Афи, – Сеньор внимательно осмотрел всю компанию, но волонтеров не нашлось.
– Я погуляю, – неожиданно для себя произнес Шуша.
– А ты умеешь обращаться с ребенком? – подозрительно спросила Рикки.
– Конечно! – быстро соврал он.
Почему ему захотелось катать в коляске черного младенца, он не смог бы объяснить.
Все ушли в кинотеатр. На фасаде здания висели репродукторы, и через них можно было слушать звук. Он решил подойти поближе. Осторожно съехал с коляской по ступенькам и прислушался. Текст, доносившийся из репродуктора, явно не имел отношения к Феллини.
– У нас путевка от райкома комсомола! – произнес звонкий девичий голос. – И почему вы о нас так примитивно судите!
– Никакой жилплощади нам не надо, – добавил срывающийся мужской голос.
– Мы обо всем говорили с товарищем Зайцевым.
“Видимо, это и есть «Знакомьтесь, Балуев!»”, – подумал Шуша.
До начала “Восьми с половиной” оставалось минут десять. Черный младенец мирно спал. Шуша медленно пошел с коляской по бульвару, дошел до Петровки, повернул налево и двинулся обратно по проезду Скворцова-Степанова, мимо дома Нарышкиной, где, по одной версии, Сухово-Кобылин зарезал любовницу-француженку, а по другой – сама Надежда Нарышкина организовала убийство соперницы.
Читать дальше