Владимир Поселягин - Бей первым [litres]

© Владимир Поселягин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Очнулся я от тупой ноющей боли. Причём никак сразу не мог понять, что именно болит. Но потом, подняв левую руку, вторая была чем-то прижата или связана, видимо к койке привязали, и коснувшись головы, чуть не взвыл. Теперь боль ощущалась лучше, ныла всё же голова. Однако ничего себе банальный аппендицит, как мне сообщил дежурный врач приёмного отделения, куда меня привезли на «скорой». А так всё хорошо начиналось, только приехал в офис и занялся бумагами по договорам, что сегодня требуется подписать, как меня скрутило болью, потом больница и анестезиолог в операционной, что зачем-то махал перед моим лицом пальцами, велев считать. Не успел досчитать, как темнота и последующее осознание себя с этой болью. Чего они там ещё сделали, мясники чёртовы? У меня живот и бок болели, а не голова. Неужели с препаратами напутали? Да нет, вряд ли. Меня же в Склиф привезли, он был ближе всего, а тут опытные врачи, попусту наговаривать на них не стоит, это я так, по-стариковски брюзжу.

Что меня привлекло, так это чириканье птичек, где-то рядом долбился дятел, и кукушка свой отсчёт начала, шумел ветер в листве, вот явно рядом прожужжал шмель. Ещё было слышно множественное жужжание мух, но как-то фоном оно шло. Я даже поразился, молодцы врачи, звуки леса включили в операционной, чтобы вот так в гармонии проводить операцию. Или я уже в палате? Или где там? В реанимации? Не знаю, до этого мне анестезию всего дважды делали, да и то при посещении стоматолога, местную, это была первая операция в моей жизни.

Тут мне наконец удалось приоткрыть один глаз, второй не открывался, кажется чем-то заляпан был, да и тактильные ощущения только-только начали возвращаться, поэтому когда я открыл левый глаз и при сумерках осмотрелся, то даже отшатнулся. Точнее, попытался это сделать. И почти сразу на меня навалилось всё. И голова запульсировала больше, что даже круги перед глазами пошли, при осознании, что я не в операционной, да и вообще не в больнице.

– Похоже, это была моя первая и последняя операция, – пробормотал я отчего-то тонким голоском.

Оказалось, я лежал на правом боку, уткнувшись лбом в широкую, залитую кровью грудь неизвестного мне бородатого мужчины. Этот прообраз Маркса и Энгельса лежал на левом боку, выставив в небо культяпку явно отрубленной руки. От неё кровь стекла и на грудь, и, видимо, от долгого лежания я приклеился к льняной рубахе неизвестного, посечённой каким-то оружием. Да и теперь понятно, чем правый глаз заляпан. Я когда дёрнулся, то даже треск раздался, отклеился от рубахи неизвестного и осмотрелся. Почти сразу навалилась тяжесть, оказалось, я был погребён под телами, свободны только руки, голова и верхняя часть груди, остальное всё завалено. Судя по тому, что сумрак рассеивался и становилось светлее, было утро. Рядом слышалось визгливое рычание, и, скосив глаз в сторону на движение, заметил стоявший трубой рыжий хвост. Самой лисы было не видно, а вот хвост хорошо. Вот и первые падальщики. Осмотрелся, хотя один глаз плохо помогал, да и слабость не позволяла приподняться на руках, они вроде в порядке. Вроде лежим в овраге, высокие склоны и кустарник по обеим сторонам это явно доказывали. Да, это не плохо прооперированные больные, от которых медики избавлялись, как я подумал ранее, тут что-то другое.

Первый шок я испытал, ещё когда пытался пошевелиться, и, опираясь на уже холодные тела подо мной – много же тут людей побито! – попытался приподняться. Руки не мои. Детские руки, но никак не человека, которому в следующем году должно исполниться полвека ровно. Вот это да, я проверил, пошевелил ими и даже прикусил молодыми зубами кисть правой руки. Больно. О, и строение челюсти и зубов тоже не моё. Непривычно. Сглотнув и сплюнув вязкую слюну, я свободной рукой стал ощупывать себя. Был я фактически раздет, лишь какое-то одеяние, похожее на армейские подштанники на завязках, и всё. Вот на голове нащупал сразу стрельнувшую большую открытую рану. Даже скорее глубокое рассечение с гематомой. Думаю, крови было много, но и только.

Делать нечего, не всё же время тут лежать. Тем более остывающие тела морозили, я больше скажу, судя по наступающей местами желтизне вокруг, сейчас ранняя осень, да и лёгкие облачка пара изо рта доказывали, что она близилась. Чёрт, да я тут замёрзнуть могу, поэтому, несмотря на боли, от которых я дважды чуть не терял сознание, когда перенапрягался, но удерживался на кромке, я стал активно шевелиться, пытаясь освободиться от наваленных тел, помогая себе также руками.