Юкио Мисима - Жизнь на продажу

Во-вторых, ты зря боишься свихнуться. Этого не будет. В тебе инфантилизм играет, но инфантилизм никак не может перерасти в безумие.

В-третьих, нет абсолютно никакой необходимости умирать от страха перед безумием.

В-четвёртых, никто не станет покупать твою жизнь. Какое нахальство обращаться с таким предложением ко мне, профессионалу! Жизнью торгую я, покупать чужую жизнь я ни за что не буду. Чтоб я до такого опустился?!

Слушай, Рэйко. Люди, покупающие чужие жизни и пытающиеся их использовать в своих целях, — это тяжёлый случай. Несчастнее их нет. Самое настоящее дно, ниже падать некуда. Мне их жалко. Но раз они существуют, я с радостью позволяю им покупать себя. А ты — тридцатилетняя девчонка, лишившаяся невинности сегодня вечером, женщина, разочаровавшаяся в жизни из-за ни на чём не основанных фантазий и не постигшая истинного предназначения человека. Ты не годишься для таких вещей.

— Никто не говорит о покупке твоей жизни. Я говорю только о продаже своей.

— Ты не поняла разве? Я не покупатель, я продавец.

— Я тоже продавец.

— Плохо у тебя получается.

— Так я и не строю из себя профессионала.

— Выходит, моя победа, — заявил Ханио. И оба расхохотались.

И они стали жить вдвоём. Поначалу всё шло хорошо. Им было приятно и удобно друг с другом.

Проповеди Ханио не возымели никакого действия; уверенность Рэйко в том, что она больна и сойдёт с ума в ближайшее время, оставалась непоколебимой, и она категорически отказалась от обследования у доктора.

— Если у меня вдруг начнутся закидоны, ты меня сразу убей и на себя руки наложи. Понял? — говорила она Ханио.

Он отвечал уклончиво. На первый взгляд дни они проводили как любовники, начавшие жить вместе. Во время походов в кино или прогулок Ханио решительно боролся с её хиппистскими повадками, заставлял носить по возможности простую, со вкусом сшитую одежду в стиле молодых замужних женщин. В выражении её лица, прежде резком и колючем, появились изящество и достоинство.

Однажды вечером парочка пошла прогуляться в окрестный сквер. Они хотели успеть полюбоваться сакурой, потому что накануне прошёл дождь и лепестки начали осыпаться.

Сквер представлял собой узкую полоску, протянувшуюся вдоль железной дороги. Посреди детской площадки, между качелями, турниками и лазалками, росла огромная старая сакура. Чтобы срезать путь, Ханио и Рэйко перелезли через шлагбаум и очутились у входа в сквер. День выдался ясный, было даже жарко. Вчерашний дождь выстлал землю мозаикой из лепестков сакуры. Тут же распластались побитые дождём старые газеты.

Как ни странно, детских голосов слышно не было. В сквере стояла полная тишина. Вечернее солнце играло серебром на металлической детской горке на фоне облетавшей сакуры.

Парочка подошла к скамейке и заметила человека на качелях. Маленький старичок с аккуратно повязанным галстучком раскачивался туда-сюда, а вокруг падали лепестки.

Усевшись с Рэйко на скамейку, Ханио рассматривал сидевшего к ним спиной старичка. Кого-то он ему напоминал. Старичок доставал из левого кармана орешки и сухонькой рукой отправлял их в рот. На свободную руку была надета кукла-марионетка.

Такие куклы бывают довольно большими, их приводят в движение пальцы — на указательный надевается голова, на большой и средний — руки. В городе в основном продаются куклы для детей — зверюшки, лягушки, клоуны. Но кукла на руке старичка была совсем другой. Это была женщина в шикарном вечернем платье из алого атласа с пышной грудью и лицом манекена. Её губы украшала яркая помада.

Лепестки кружили и кружили в воздухе. Старичок, подняв руку с надетой на неё куклой, проделывал неловкие манипуляции — кукла шевелила руками, кивала, качала головой из стороны в сторону. Ему, похоже, нравилось заставлять куклу кивать. Он дёрнул пальцем — голова куклы нырнула вперёд и вниз. Старичок с довольным видом жевал орехи. Казалось, что кукла смиренно просит у него за что-то прощения.

Картина, которую наблюдали Ханио и Рэйко, не способствовала приятной беседе, и они сидели молча. В это время мимо сквера с грохотом пронеслись две электрички.

Старичок дёрнулся и спиной почувствовал присутствие людей. Сухая, костлявая шея внутри чистого воротничка рубашки повернулась так резко, что едва не сломалась, в глазах, встретившихся со взглядом Ханио, мелькнул страх.

Старичок соскочил на землю, качели отлетели назад, он едва удержался на ногах и схватился за серебристую стойку.