Юкио Мисима - Жизнь на продажу

— У вас сейчас такой возраст… полный расцвет сил. Можно я буду звать вас Ханио?

— Пожалуйста, нет проблем.

— Замечательно! Ханио-сан, а что вы думаете о шумихе вокруг развода Цуюко Кусано? Газеты и журналы прямо с ума сходят.

— Что ж тут удивляться, она же киноактриса, — отрезал Ханио, желая дать понять, что слухи об актрисах его не интересуют.

Но хозяйка, похоже, подумала обратное.

— Это так, но… У неё был такой счастливый брак, и вдруг развод. Ни с того ни с сего. Пишут, что муж ей изменял, но, думаю, не только в этом дело. Ведь Цуюко Кусано родилась и воспитывалась в Киото, а это значит, что, скорее всего, она все семейные финансы под себя подмяла. Даже карманные расходы мужа взяла под контроль, вот ему это всё и надоело. Жёны должны мужей вдохновлять, быть щедрыми, иначе ничего хорошего не выйдет. Так вы не знаете, что у них на самом деле получилось?

— Понятия не имею.

На Ханио этот разговор наводил скуку, он начал терять терпение, потому и ответы у него получались грубоватые. До этого момента ему казалось, что стулья, на которых они сидели, стояли по обе стороны камина довольно далеко друг от друга. Но когда рука хозяйки вдруг легла на его руку, лежавшую на подлокотнике, он понял, что между ними всего-навсего расстояние вытянутой руки. Несмотря на близость огня, рука её была холодна как лёд.

— Извините меня. Все эти скучные разговоры… Вы в кино часто ходите?

— Хожу иногда. Но только на фильмы про якудза.

— Понятно. Сейчас молодёжь больше всего любит поговорить о машинах. Журналы только о них и пишут. Но меня страшно пугают безответственные водители. Что может быть глупее гибели в автокатастрофе?

— Ваша правда.

— Я считаю, что губернатор Токио обязан принять все меры для решения транспортной проблемы. Однажды я стала свидетельницей аварии на шоссе между Токио и Иокогамой. Человек получил серьёзную травму, но «скорая помощь» всё не ехала. Люди возмущались, а раненый тем временем истекал кровью. Его надо было срочно доставить в больницу, сделать переливание. Хотя чужая кровь тоже вещь опасная. Можно гепатит подхватить.

— Ну да.

— Вы кровь когда-нибудь сдавали? — В глазах госпожи Иноуэ сверкнули отблески огня.

— Нет, не приходилось.

— Но ведь вы пренебрегаете своим долгом перед обществом. Подумайте только, как много людей страдает из-за того, что в мире не хватает запасов крови. Вы взрослый человек. Разве вам не приходила в голову мысль, что вы должны быть готовы отдать свою жизнь, чтобы спасти какого-нибудь несчастного?

— Для этого я сюда и явился! С намерением пожертвовать жизнью! — Ханио повысил голос, до того его уже достал этот разговор.

— Конечно, конечно. Я всё понимаю. — На лице госпожи Иноуэ появилась слабая улыбка, она пристально посмотрела на Ханио. Тот невольно вздрогнул.

После минутного молчания хозяйка сказала:

— В таком случае, полагаю, вы останетесь на ночь.

Была глубокая ночь, в доме стояла гулкая тишина. Каору наверняка уже спал.

Хозяйка провела Ханио на второй этаж, где в глубине дома располагалась спальня, устроенная в традиционном японском стиле. Там было прохладно, пахло плесенью. Никто бы не сказал, что здесь спит женщина, да ещё больная.

— Сейчас я отопление налажу.

Один за другим она включила три обогревателя, стоявшие в разных углах комнаты. Сразу запахло керосином. Ханио вдруг представил, что произойдёт, если эти шаткие конструкции разом завалятся на пол.

Постель состояла из трёх положенных друг на друга футонов, поэтому получилась довольно высокой. Госпожа Иноуэ, оставшись в нижнем кимоно, стала укладываться, но покачнулась. Ханио её поддержал.

— У меня страшная анемия последнее время, часто голова кружится, — скрывая смущение, проговорила она.

Одеяло было превосходное, шёлковое, хотя и потёртое. Футоны, похоже, проветривались очень редко. Ханио это покоробило. Футоны должны быть лёгкими, воздушными, но тут их шёлковая подкладка потемнела от сырости, и футоны, казалось, пропитались влагой.

Не спеша помогая хозяйке освободиться от нижнего белья, Ханио удивлялся, какая молодая кожа у этой женщины — матери почти взрослого сына. Она выглядела на тридцать, не больше, во многом, возможно, благодаря умелому макияжу. Так или иначе, кожа её была белой и гладкой, тугой и прохладной и напоминала фарфор. Ни морщин, ни следов увядания Ханио не заметил, но коже всё-таки не хватало свежести. От неё приятно пахло восковыми свечами, и в то же время в ней как будто совсем не было жизненной силы. В человеке таится нечто такое, что идёт из самой глубины и озаряет его целиком, однако телу госпожи Иноуэ этого важнейшего источника энергии как раз и не хватало. То есть её очарование было очарованием трупа. От одного лёгкого прикосновения к её руке становилось понятно, какая она худая. При этом грудь хозяйки оставалась полной и упругой. Живот был мягкий и белый, словно прозрачный сосуд, до краёв наполненный густым молоком.