Кинки Фридман - Убить двух птиц и отрубиться

— Посмотри, какой Фокс симпатичный, когда причешется, — сказала мне Клайд.

— Да, я бы его не узнал, — ответил я.

Фокс, со своей стороны, притворялся, что не узнает ни меня, ни Клайд. Он был полностью поглощен важным разговором с Тедди и при этом делал пометки в своих бумагах. Дав на ходу какие-то указания санитару, он стал потихоньку продвигать Тедди к выходу. Оказавшись рядом с нами, он притормозил.

— Сейчас попробуем его вывести, — пробормотал он, не отрываясь от своих бумаг. — Ведите его к выходу, а я отвлеку их внимание.

Казалось, что дело может выгореть. Но тут Тедди, мирно стоявший слева от Фокса, вдруг подал признаки жизни.

— Они нашли меня в Конго! — завопил он, — и били в мое бонго!

— Тедди, успокойся, — сказал Фокс. — Ну-ка, сделай глубокий вдох и не дыши!

Он взял свой стетоскоп, сунул его в середину пуза Тедди и принялся слушать. Но к нам уже направлялся больничный администратор. «Больничного администратора, — объяснял мне позднее Фокс, — можно всегда узнать по костюму, галстуку и геморроидальной физиономии». Этот тип вполне подходил подданное определение. Он обратился прямо к Фоксу, игнорируя наше присутствие.

— Что здесь происходит, доктор… э-э…

— Файнтуш, — живо подсказал Фокс. — Доктор Ирвинг Файнтуш.

— А я король зулусов! — гаркнул тут Тедди, да так, что один из пожарных, уже двигавшийся к выходу, аж подпрыгнул.

— Я забираю этого больного, — объяснил Фокс, — чтобы сделать ЭКГ, ЭРГ, ПБП, а также, разумеется, повсеместные тесты Роршаха.

— Этого человека, — сказал администратор, — нельзя было выводить даже в вестибюль.

С этого момента ситуация вышла из-под контроля. Тедди запел в полный голос очень реалистично звучащую боевую песнь зулусов. Фокс, используя момент, передвинулся и занял позицию между администратором и выходом. Потом он вдруг отшвырнул свой пюпитр, стиснул администратора в медвежьих объятиях и поднял его на воздух.

— Бегите, детки! — крикнул он. — Бегите!

И мы побежали — к выходу, вниз по ступенькам и по тротуару к такси. Тедди несся впереди со скоростью и силой перепуганного черного носорога, одного из вымирающих видов, живущих в саванне. Это было прекрасное зрелище: человек таких габаритов несется вперед, как стрела, направленная прямо в сердце свободы. Совсем запыхавшись, я еле сумел догнать его и перенаправить на заднее сидение такси.

Я дал таксисту сорок долларов.

— Куда его? — спросил тот.

— Куда угодно, — ответил я. — К статуе Свободы.

Машина тронулась, и я увидел широкую, очень мирную улыбку на лице Тедди. Он просунул свою здоровенную голову в окно и посмотрел на меня.

— Спасибо, человек! — крикнул он.

Я проводил такси взглядом, пока оно не скрылось. Потом оглянулся, ища Клайд. Но ее не было.

Есть женщины, которые выглядят еще прекраснее, когда плачут, и именно такой была Клайд.

Втиснув Тедди на заднее сидение такси, я пытался разыскать ее на улице, но тщетно. Пришлось, скрепя сердце, снова влиться в гущу толпы, собравшейся у входа. Я осторожно заглянул внутрь больницы через стекло. Теперь там роились полицейские, и центром их роения был некто доктор Файнтуш. Он стоял посередине вестибюля и, очевидно, пытался проложить себе путь к свободе при помощи языка. Но в этой ситуации его язык был бессилен.

Я прекрасно понимал, что где-то поблизости должен находиться и тот парень в синем халате, который остановил меня в коридоре после поджога. Попадись я ему на глаза, и он без особых дедуктивных усилий указал бы на причину всей суматохи. Но желание найти Клайд и вывести ее отсюда пересилило все опасения. Наконец я увидел ее одинокую фигуру: она прислонилась к стеклянным дверям внутри вестибюля и, бессильно сложив руки на груди, наблюдала за спектаклем.

Я рванул наверх, прыгая через ступеньки, и застучал по стеклу прямо возле ее головы. Она не обернулась. Она стояла, застыв в позе трагической статуи, и смотрела, как петля затягивается у Фокса на шее. Тогда я рванул на себя дверь, и она буквально вывалилась в мои объятья. Ни говоря ни слова, я потащил ее вниз по ступенькам за руку, как маленького ребенка.

Стоя внизу, в безопасном месте, мы видели, как копы уводили Фокса. Он был в наручниках, руки за спиной, а на груди у него все еще висел стетоскоп. Да, стетоскоп — вот деталь, которую наблюдательный автор ни за что не пропустит.

Мы с Клайд сели в такси и двинулись куда-то в центр, в сторону Чайна-тауна и Маленькой Италии. Машина мчалась по Бродвею, приближаясь к Кэнэл-стрит, а я старался не смотреть на Клайд. Мы молчали, но, как это часто бывало со мной и Клайд (и реже — со мной и Фоксом), понимали друг друга без слов. Мы, конечно, были слеплены из разного теста, но вместе становились чем-то единым, и слова оказывались ни к чему. По крайней мере, в моей жизни самые задушевные разговоры с Клайд происходили в полном молчании. Но сейчас я все же чувствовал, что надо заговорить.