Ася Долина - У него ко мне был Нью-Йорк

Тут, — показывает она на наш дом, — был огромный пустырь, там торговали наркотиками. А в железнодорожном терминале „Атлантик“ валялись на грязном полу забулдыги и бомжи…»

Она часто повторяла выражение «пока в Нью-Йорке не навели порядок», словно её жизнь в городе когда-то разделилась на до и после. Я же себе представляла нечто вроде сцен из фильма «Таксист» Мартина Скорсезе. Мрачное время, которое описывала доктор Эстер, было острой приправой, её с удовольствием использовала моя фантазия.

А недавно бандитский сюжет дорисовался в моём воображении сам. За два месяца мы прошли все окрестные дома нашего района в поисках квартиры побольше. И чтобы недалеко от музыкальной школы. В одном из старых браунстоунов, пережившем недавно реновацию, риелтор стала рекламировать жильё особой байкой.

«Кстати, знаете такого рэпера — Джей Зи?» — внезапно спросила она.

Мы ответили, что знаем. Она продолжила: «Так вот, хотите верьте, хотите нет, а он в молодости в этой квартире жил. И даже в одном своём треке он этот дом упоминает».

Упоминает дом? Мы пришли домой и стали ради любопытства проверять, о чём же речь. Название адреса «560 State Street» действительно обнаружилось в тексте Джей Зи, не где-нибудь, а в его самой главной нью-йоркской песне — «Empire State of mind».

«Took it to my stash spot, 560 State Street».

В строках этих, как выяснилось, был зашифрован рассказ хип-хопера о трудной жизни в Бруклине ранних девяностых. Как он — нищий, никому не нужный, юный и вооружённый — купил наркотики в Макдоналдсе в Бронксе и повёз их через весь город домой, в Бруклин. «Stash spot» — это «безопасное место».

Там, на кухне той самой квартиры, которую нам рекламировала с утра риелторша, молодой Джей Зи тусовался с друзьями, потом они навеселе шли в железнодорожный терминал «Атлантик» — тот самый, где, по рассказам доктора Эстер, в те годы валялись на полу бомжи и забулдыги.

Я прикинула и поняла, что в песне «Empire State of mind» речь идёт как раз о том времени, которое в таких красках постоянно описывала мне Эстер. Что её истории — это своеобразный пересказ рэпа Джея Зи.

Так в пространстве и времени зачем-то переплелись детская музыкальная школа номер три в Москве и бандитские будни на Стейт-стрит, прелюдии Шопена и фристайл парней из района Борум-хилл.

Представила себе маленькую интеллигентную учительницу музыки, недавно приехавшую из России и испуганно бредущую после работы к метро, слыша выстрелы и завывание полицейских сирен.

Кстати, Джей Зи, когда завязал со своим бандитским прошлым и стал знаменитым богатым хип-хопером, часто рассказывал, что в его жизни случился поворотный момент, после которого дороги назад уже не было. В него шесть раз стреляли перед тем, как он решил стать артистом.

И кто знает, может быть, это Эстер Коэн откачала его после шестого выстрела. Прямо там, в железнодорожном терминале «Атлантик». Он, с кровоточащими дырками в груди, увидел её уже почти при клинической смерти, в белом облаке, как ангела, а она ему возьми и посоветуй: «Бросай ты это дело, парень, и займись-ка лучше музыкой, знание нот развивает мозг».

Я не стала выяснять у доктора Эстер, знает ли она хоть что-то о звезде нашего района рэпере Джее Зи, меня вполне устроила версия, которую выдала фантазия.

Минус шесть. Мне колет щёки и кончики ушей. И нос. Небо ярко-голубое. По дороге в школу мы с моей С. пьём горячий гранатовый чай с мёдом из термоса. И это немного спасает нас, шапко-шарфово-варежковых.

Повсюду уже стоят наряженные католические ёлки, на фонарях висят пышные красные банты — совсем скоро Рождество. Потрясающие стремительные нью-йоркские женщины всё равно с голыми ногами. Мне говорили, здесь так можно, потому что земля не промерзает сильно и не становится ледяной, асфальт на ощупь почти тёплый.

Но я честно попробовала, и, похоже, для меня это неправда. Зимой в Нью-Йорке из-за влажности очень холодно, до костей. Местные модницы всё-таки преодолевают боль ради красоты, и в ноги им, как в сказке Андерсена, вонзаются тысячи ножей. Эти их красивые аккуратные подсушенные ступни без носков в балетках.

Я же говорю дочке: «Вырастешь и будешь вспоминать, какая это была радость — идти с мамой в школу пешком по Нью-Йорку и пить красный гранатовый чай из термоса».

А память отшвыривает меня в летнюю Москву моего детства. Мне около десяти лет, и листья только зашелестели над городом, плюс двадцать два. И уже моя мама вернулась из какой-то поездки, её не было месяц, я сидела на подоконнике у бабушки и ждала её, глядя во двор.