Ася Долина - У него ко мне был Нью-Йорк

Материнство — путь бесконечной трансформации, и, что бы ни происходило в судьбе, знай: ты движешься по её неведомой траектории, ступай себе дальше.

Та мама непрерывно катила коляску, не переставая хотеть от судьбы чего-то ещё.

Неужели всегда будет так?

Неужели у моей истории нет счастливой развязки?

Неужели я так и не раскрою свои силы?

И однажды она подняла глаза на реальность и замерла в изумлении, увидев, что от той жизни в солнечной Москве почти ничего не осталось. Дорога увела так далеко, что и пути обратно не отыщешь.

И только две неизменные по-прежнему в этом уравнении: мама и её дочь.

Материнство — это путь трансформации, и каждую секунду ты идёшь по нему вперёд.

Когда я думаю о тебе, я подставляю в начало каждого предложения слово «девушка». Словно ты мне не родитель никакой — безбрежье господства над ребёнком моей души, — а обыкновенный человек.

Я научилась мягко снимать тебя с Олимпа и воспринимать как земную женщину. С маленькими трогательными ладонями и вечным чёрным карандашиком для подводки глаз в кармане.

«Девушка» — это молодое и обезличенное, «никакое» слово, уводящее от пульсирующего накала субъективной реальности «ребёнок — родитель» в историю, где повествование — от третьего лица, словно далёкая сказка о незапамятных временах.

Жила-была девушка-мама. Она была такая же, как я сейчас, — молодая, самонадеянная, заносчивая, резкая, смешная, умная. В ней мерцала какая-то тайна, голос был звонок, как капель.

Она изо всех сил верила в свою энергию, конструировала неповторимую авторскую реальность и, несомненно, как все люди, совершала ошибки. Впрочем, девушка-мама всегда действовала исходя из своего представления о том, какой вариант казался наилучшим.

Думая о тебе, я научилась стелить нам соломку объективного восприятия.

Соблюдать границы.

Больше тебя не бояться иррационально, не трястись от каждого твоего слова, как робкая ветвь под первыми осенними ливнями, а воспринимать ровно и светло. Ты ничем мне не грозишь, я взрослая и учусь читать тебя, как книгу.

Будто бы чуть убавить громкость в собственной голове и услышать за галлюцинацией — мол, это голос Бога — речь простого человека. Девушки.

Которая стала мамой. Тобой. Которая не отъедает полсердца случайной фразой, а делится печалью. Болью.

Которая не ругает, обрушивая весь мир шквалом воды об пол, а так просит о заботе и внимании. Которая устала. Которую ты не знаешь когда последний раз обнимали.

Перерасти собственное детское — верный признак окончательного взросления, так ведь? Но вот она я, мам. Девушка-дочка. Со своей сказкой, ошибками и голосом.

Так глупо это устроено. Полжизни сепарируешься, чтобы вернуться, как цветик-семицветик, сделав круг, и обнаружить в себе дочернюю pure love, а не одну только боль зависимости…

Когда мне было девять лет, меня отправили учиться музыке в Америку. На шесть месяцев. Я жила в семье маминых близких друзей, ходила в обычную школу и по субботам посещала занятия фортепиано. Меня учил пожилой филиппинец, любитель кофе мистер Ди.

Обо мне тогда даже написали в местной газете: «Девочка из России!»

Это было по-разному. Интересно, ярко, полезно. День рождения в пиццерии «Чаки Чиз», разноцветные пуфики в классе, шаббат каждый пятничный вечер, первые в жизни шорты-велосипедки и кондиционер для волос. Я оценила брокколи и сырный попкорн в школе.

Я полюбила свою временную семью. В девяностые внезапно познакомиться с предельно иностранным миром, и сразу — по полной, с интеграцией в социум. Я выучила разговорный английский и освоила разные виды самостоятельности.

Но ещё это было очень больно.

Мне было девять лет, я не обладала ощущением времени. Я была ребёнком, и полгода растянулись в долгую череду дней, где не было ни скайпа, ни вотсапа, ни телеграма, ни фейсбук-мессенджера. Были звонки по межгороду и солёные слёзы. Я отчаянно скучала по маме всё детство, а тогда… Тогда я заскучала совсем сильно.

Задолго до психотерапии и книг об отношениях с родителями я поняла, что тогда — в моей первой Америке — у меня сгорели внутри «предохранители». Там как бы вышибло пробки, и я стала немного другим человеком.

В страну Америку я больше не хотела.

Долгие годы я пыталась спрашивать участников тех событий, почему так было нужно, зачем меня на полгода отправили в Америку, отлучив от семьи и дома.