Андрей Шляхов - Ошибка доктора Данилова

— Подсудимым является Сапрошин, но, пока суд не огласит приговора, на репутации всеми уважаемого профессора Раевского лежит условное пятно, — добавил Мароцкевич. — Вы можете представить себе его состояние?

— Могу, — ответил Данилов. — И состояние Сапрошина тоже могу представить. Предлагаю на этом поставить точку. Я не могу переубедить вас, а вы не можете переубедить меня, так что давайте каждый останется при своем мнении. Договорились?

Ямрушков вздохнул, Мароцкевич покачал головой, но оба ничего не сказали, а молчание, как известно, является знаком согласия.

Ямрушкову Данилов отправил скан своего отказа, а оригинал отвез судье, предварительно договорившись с ней о встрече. Чего уж греха таить — хотелось не просто передать из рук в руки бумажку и объяснить причину, но и высказать свое мнение относительно проведенного следствия. Разумеется, это нужно было высказать в предельно корректной форме, чтобы не вышло так, будто врач-эксперт учит юристов уму-разуму. И желательно преподнести свое мнение не прямо в стиле «хочу сказать вам следующее…», а словно бы между делом.

Данилов решил предварительно потренироваться. Елена получила очередную возможность удивиться переменам, происходившим с мужем. После ужина Данилов попросил Марию Владимировну не мешать родителям, разложил на кухонном столе листочки с записями, и сказал Елене:

— Давай представим, что ты судья, опытный юрист, которому некий доктор пытается высказать свое мнение по поводу уголовного дела и судебного процесса. Ты амбициозна и не терпишь, когда тебе пытаются навязать чужое мнение. Как только какое-то слово покажется тебе обидным или вызовет раздражение, ты говоришь «стоп!» и объясняешь мне, что не так.

— Глазам своим не верю и ушам тоже! — Елена на мгновение зажмурилась и тряхнула головой. — Данилов учится лицемерить! Мать честная! Куда катится этот мир?

— Не лицемерить, а тактично высказывать свои мысли, — строго поправил Данилов. — И давай, пожалуйста, без шуток, дело серьезное.

Данилову казалось, что его заготовка пройдет апробацию с минимальными правками, но Елена говорила «стоп!» практически после каждой фразы, а бóльшая часть ее пояснений состояла из одного слова: «Давишь». Дослушав до конца, она ненадолго призадумалась, а затем сказала:

— Все это совсем никуда не годится! Поставь себя на место судьи… Нет, представь, что одна из Машиных учительниц вдруг взялась объяснять тебе принципы лечения острой сердечной недостаточности, причем с таким подтекстом, что ты не все делаешь правильно. Долго ли ты станешь ее слушать и куда ты ее пошлешь вместе с ее ценным мнением?

Данилов озадаченно хмыкнул.

— Тоньше надо действовать, Данилов! Тоньше! — Елена потрясла в воздухе указательным пальцем. — Не нужно переть напролом, лучше преподнести свои мысли в виде истории, когда-то случившейся с кем-то из твоих знакомых. Расскажи ей, вроде бы — к слову, как некоего анестезиолога осудили по аналогичному делу, а после выяснилось, что виноват был хирург. Разумеется, аналогия не должна быть чересчур прямолинейной, главное, чтобы в ней содержалась главная мысль — нужно идти по правильному пути, а не по наиболее легкому. Скажи, что ты принимаешь случившееся близко к сердцу, поскольку с твоим приятелем когда-то случилось нечто подобное… Нет, лучше даже не с приятелем, а с отцом твоего однокурсника…

— Почему?

— Судья может поинтересоваться фамилией твоего знакомого, его местом работы, названием суда, в котором рассматривалось дело и прочими подробностями, а затем погуглить. Юристы — народ дотошный. Поэтому лучше, чтобы пример был из доинтернетной эпохи, так меньше шансов спалиться.

— Золотая голова! — восхитился Данилов. — Быть тебе министром здравоохранения, попомни мое слово.

— Да куда там, — невесело усмехнулась Елена. — На своем месте бы до пенсии досидеть…

— Что так? — обеспокоенно спросил Данилов. — У тебя неприятности? Почему я об этом ничего не знаю? Что случилось, Лен?

— Да ничего не случилось, — Елена пренебрежительно махнула рукой. — Все хорошо, слава Богу.

Она трижды стукнула костяшками пальцев по столешнице и изобразила, будто сплевывает через левое плечо.

— Лучше скажи сразу, — посоветовал Данилов, всматриваясь в глаза жены. — Ты же знаешь, что я не отстану. Снова Мимишин достает?

Павел Мимишин по прозвищу «Няшка» заведовал шестьдесят восьмой подстанцией, входящей в Еленин «куст». [33] «Куст» – жаргонное название регионального объединения скорой помощи. Отец Мимишина около четверти века руководил саратовской «скорой». После его ухода, точнее — спроваживания, на пенсию, Мимишин-младший быстро перебрался в Москву (видимо были на то свои причины), где бодро начал делать карьеру. Он не скрывал, что конечной его целью является должность главного врача московской станции скорой помощи. Ничего плохого в этом не было, скорее плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Плохими были методы, используемые Мимишиным — всячески заискивая перед верховным начальством, он старательно пытался подставлять начальство непосредственное, освобождая себе ступеньку для очередного карьерного прыжка. В свое время Елена купилась на принципиальность старшего врача, активно боровшегося с недостатками на шестьдесят восьмой подстанции и смело критиковавшего своего заведующего. Дала маху — не смогла разглядеть оголтелого карьериста и поставила Мимишина на заведование. Буквально с первых дней пребывания в новой должности Мимишин начал борьбу с недостатками регионального объединения. Действовал он под девизом «моя хата не с краю, мне за державу обидно». Елена нервничала и в беседах с Даниловым часто называла Мимишина «няшкой-г…няшкой».