Георгий Демидов - Любовь за колючей проволокой

Детство Генки Живцова, по крайней мере позднее, проходило в условиях, по тогдашним понятиям, весьма завидных. Он жил в большой теплой квартире, был всегда накормлен, хорошо одет и ухожен. Но и только. Мать, домашняя хозяйка, ограниченная и необразованная женщина, ничего больше дать сыну не могла. А отец, очень занятой человек, интересовался только его школьной успеваемостью, которая была средней, то есть вполне терпимой. Впрочем, в советской школе тех времен, кроме множества других новаторских принципов, господствовал еще и такой: родителей не только не следует привлекать к делу воспитания своих детей, но, по возможности, отстранять от него. Мы не дореволюционная гимназия, делавшая ставку на папашины розги и ремень! Никаких сигналов из школы не поступало, а сам Генка родителям никогда о себе и своих делах ничего не рассказывал. Это был рослый, нелюдимый, скрытный и неразговорчивый парень с хмурым взглядом исподлобья, склонный к размышлениям. Генка много о чем-то думал, много читал. Чем он забивал себе голову, никого не интересовало. Мать была недостаточно грамотна, чтобы в этом разобраться, а отец особенно и не вникал. Читает и читает. Лучше, чем собак на улице гонять.

Так оно и шло. Гена окончил семилетку и поступил в профессиональное училище. Тут в нем, как будто, проявилась склонность к занятиям ремеслами. По вечерам он стал пропадать в столярной и слесарной мастерских училища. Уже на третьем, последнем курсе он стал задерживаться далеко заполночь. Мать тревожилась, особенно в те недели, когда в городе только и разговоров было, что о подвигах таинственной банды. Отец посмеивался:

— А мы с тобой молодыми не были, что ли? В парке с девчонками гуляет парень…

Пугала мать этой бандой и сына:

— Шляешься где-то, а сегодня опять трахнули кого-то по затылку, говорят, помер…

Генка угрюмо усмехался:

— Меня не трахнут! — и к вечеру опять исчезал.

Так было до тех пор, пока однажды он не вернулся домой ночевать. Мать всполошилась:

— Дошлялся, трахнули…

И помчалась искать сына по моргам и больницам. Там его не было. Не зная, что и думать, она обратилась в милицию. Оказалось, что там о месте пребывания Геннадия Живцова отлично знают. Именно в эту ночь была окончательно выслежена и задержана в полном составе шайка малолетних негодяев.

Перед заполненным до отказа залом одного из городских театров показательным судом судили только одного вожака шайки. Остальные ее члены присутствовали под конвоем тут же, но скорее в качестве свидетелей, чем подсудимых. По действующим тогда законам судебная ответственность начиналась только с восемнадцати лет. Ничего страшнее колонии для несовершеннолетних правонарушителей не ждало даже тех членов живцовской банды, которые были непосредственными виновниками гибели людей. Поэтому почти вся враждебность и мстительное настроение публики сконцентрировались на долговязом угрюмом парне, сидевшем за барьером между двумя конвойными с винтовками. Раздавались выкрики:

— К стенке сукиного сына!

Председатель суда стучал по столу карандашом и угрожал крикунам удалением из зала. В первом ряду сидела рыхлая пожилая женщина, мать подсудимого, и почти непрерывно плакала. Живцова-старшего на суде не было. Узнав, что его сын и был главным руководителем шайки, чуть не полтора месяца терроризировавшей целый город, он свалился с сердечным приступом и теперь лежал в больнице без гарантии выздоровления.

Мать Живцова за большие деньги наняла для него опытного и умелого адвоката. Тот в начале своей защитительной речи напомнил суду, что перед ним, в сущности, еще мальчик, ставший формально совершеннолетним буквально за несколько дней до ареста. Свою защиту адвокат строил главным образом на том, что хотя подсудимый Живцов и попадает под статьи о бандитизме и вооруженном ограблении, в его действиях и действиях его банды практически отсутствовал всякий меркантилизм. Скорее это была по своей психологической сущности почти полудетская игра, нападения и грабежи, так сказать, понарошку. Прямое продолжение тех игр в разбойников, которые велись в школе. Его подзащитный обладает повышенным, хотя и угрюмым воображением, явными организаторскими способностями и склонностью верховодить. И на скамью подсудимых он попал, не понимая по малолетству и не зная о возможностях другого, лучшего применения этих своих качеств. Адвокат обращал внимание суда на то, что его подзащитный, несмотря на внешне благополучные условия жизни в семье, был, в сущности, безнадзорным ребенком. Читал он, как выяснилось, почти исключительно про сыщиков и воров, благо у его отца с молодости сохранилось множество таких книжек с обязательным продолжением. Мальчишка оказался в числе тех читателей подобной литературы, которые становятся на сторону нарушителей закона, изгоев общества.