Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Однако люди есть люди. За рядами колючей проволоки, в вонючей толчее бараков возникает, по словам свидетеля, „поруганная, оскверненная, захватанная грязными лапами” любовь или то, что заключенные называют этим словом. Как уже говорилось, закон 1919 года предписывал строить женские лагеря отдельно от мужских. Но до 1946—48 годов закон этот не исполнялся: женщин помещали в отдельные от мужчин бараки, но на общей лагерной территории. Работали они также подчас в общих бригадах. Дмитрий Панин, который провел за решеткой многие годы, свидетельствует, что нарушение закона о раздельном содержании мужчин и женщин шло женщинам на пользу. „В лагерях военного времени… где была хоть ничтожная возможность, мужчина помогал женщине. Вопреки жуткому голоду, бесчеловечным сталинским установкам на истребление заключенных, ее берегли, как только было возможно, и она в последнюю очередь вытягивала свой смертный жребий” [120] Дмитрий Панин. „Записки Сологдина”, кн. I, гл. „Сердце женщины”. „Посев”, 1973, с. 281. .

И действительно, если женщины попадали в сильные мужские бригады, их спасали от непосильного труда и голода. Но смешанный лагерь таил для узниц другую опасность. Поскольку на одну женщину приходилось по 6–7 мужчин, то всякая мало-мальски привлекательная особа женского пола (или даже просто не слишком старая женщина) становилась объектом настойчивых домогательств и не одного, а многих лагерных обитателей. Доставка очередного женского этапа в лагерь превращалась в развлечение для мужской половины. Но не для всех мужчин, а прежде всего для лагерного начальства и привилегированной части заключенных, таких, как кладовщики, фельдшера, бухгалтеры, парикмахеры, банщики. Именно эти лагерные обитатели, именуемые на лагерном жаргоне „придурками”, имеют право первого выбора. Процедура эта носит название „смотрины”. Был в России в давние времена такой торжественный обряд, когда жених и его родственники знакомились с невестой. Лагерные „смотрины” мало походят на давний народный обычай. Происходят они чаще всего в бане. Только что привезенных из тюрьмы или из другого лагеря женщин ведут купаться. Горячей воды в лагерной бане чаще всего нет, мыла тоже. Зато именно здесь как нельзя лучше администрация может рассмотреть доставленный „товар” и выбрать себе подходящую по вкусу даму. Делается это безо всякого стеснения. Александр Солженицын рассказывает, что в одном из лагерей обнаженных женщин пускали в баню по узкому коридору поодиночке, чтобы стоящим по обе стороны коридора начальству и придуркам удобнее было разглядывать и выбирать. При этом потребители строго придерживаются иерархии: старший по чину или по должности берет себе лучшее, остальные — что осталось.

На этом первом этапе никто никого не хватает, никто никому не грозит. Наоборот, придурки и начальство начинают знакомство с новоприбывшими, обещая за любовь кое-какие немаловажные блага. Женщин покупают, как покупают лакомство. Цена назначается без запроса. Та, что согласится спать с кладовщиком или фельдшером, не будет послана на общие работы. Она сможет постирать себе белье, ее будут лучше кормить. Переговоры носят деловой характер и не камуфлируются никакими ссылками на чувство. Сроки „соглашения” в таких случаях также не оговариваются. Если со следующим этапом в лагерь пригонят более привлекательных, более свежих узниц, прежняя любовница может быть за ненадобностью выброшена в общий барак или передана другому охотнику до женского тела.

Опытные узницы принимают такие разговоры всерьез. Они знают — при постоянном лагерном голоде, на тяжелых общих работах долго не протянешь — погибнешь. Надо любыми средствами зацепиться за „зону”, остаться на внутри-лагерных работах. Тут уж не о любви речь, а только о спасении жизни. Из двух зол выбирают они меньшее и идут в содержанки. Кто поинтереснее и подороднее, попадает мыть полы в кабинетах господ офицеров, а кому счастье не улыбнулось, остаются любовницами кладовщиков и банщиков, фельдшеров и нарядчиков, что по лагерным меркам тоже успех…

Впрочем, далеко не все соглашаются на такую роль. Женщины, осужденные за так называемые политические преступления (при Сталине это была знаменитая 58 статья), чаще всего от чести быть „лагерной подстилкой” отказывались. Многие жены арестованных партийцев, научные работники, студентки, актрисы, учительницы решали для себя эту дилемму с римской простотой: лагерь не место для любовных утех; лучше тяжелый труд и голодная смерть, чем положение проститутки и содержанки. Но удержаться на этой высоте мучительно трудно: голод и гордых доводил до унижения. Фунт хлеба становился подчас для таких гордячек желанным гонораром. Евгения Гинзбург рассказывает о том, какие состояния последовательно проходит интеллигентка, которую пытается купить (в полном смысле этого слова) какой-нибудь кладовщик с четырехклассным образованием. „Сперва слезы, ужас, возмущение. Потом — апатия. Потом все громче голос желудка, и даже не желудка, а всего тела, всех мышц, потому что это было трофическое голодание, вплоть до распада белка. А порой и голос пола, просыпавшийся, несмотря ни на что” [121] Евг. Гинзбург. „Крутой маршрут”. Т. II. 1979, Arnoldo Mondado-re Editore, с. 43- .