Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Я ищу Вустера Моргана, – сказал Альберт.

– Ты его нашел.

Мужчина был почти лысым, но над верхней губой закручивались пышные черные усы. На нем была синяя рабочая рубаха, закатанная выше бицепсов, похожих на шары для боулинга.

– Я от Герти Хеллман. Она сказала, что у вас можно оставить каноэ.

– Сказала, да? Что ж, мы не хотим делать из Герти обманщицу. Поднимайте его, и найдем, куда его поставить.

Вустер Морган вышел из воды и стал ждать, пока мы выгрузим свои вещи из каноэ, после чего Моз с Альбертом подняли лодку на плечи.

– Сюда, – сказал Вустер и махнул рукой.

Внутри здания оказалось одно большое помещение с разнообразными токарными и шлифовальными станками и целой кучей инструментов, которые я раньше не видел и о назначении которых даже не догадывался. Также тут было много сварочного оборудования, а со стропил свисали толстые цепи с такими большими крюками, что можно было бы поднять даже кита. На блоках стояло небольшое судно, к корпусу которого крепились коньки – буер, как я узнаю позже. Пахло смазкой, ацетиленом и еще немного сладковатой новой стружкой. Альберт глазел на оборудование с таким видом, что сразу становилось понятно: он решил, что попал в рай.

Вустер Морган поставил пару козел и, когда на них опустили каноэ, спросил наши имена. Мы назвали те, которыми пользовались в те дни.

– Герти рассказала вам правила моей лодочной гостиницы? – спросил Морган.

– Нет, сэр, – ответил Альберт.

– У вас одна неделя. Обычно я беру один бакс, но раз вы друзья Герти… – Он оглядел нас и погладил усы. – Меня устроит рукопожатие от вас, парни, и поцелуй в щеку от маленького ангела.

Мы шли по Западной Низине – это семь или восемь кварталов домов, построенных так близко друг к другу, что даже Эмми с трудом протиснулась бы между ними. По правде говоря, многие строения на вид были не прочнее, чем наспех сооруженные лачуги Хоперсвилля. У всех на заднем дворе стояли уличные туалеты, и я нигде не видел признаков водопровода. Не было видно ни травинки, а единичные деревья выросли тощими и слабыми. И в этой нищете жили люди. Жизнерадостные люди, если судить по тому, что мы увидели. Женщины развешивали белье на веревку, перекрикиваясь через кривые заборы. В грязных дворах играли чумазые дети. Мужчины с лошадьми и телегами спешили по своим делам – старьевщики, продавцы льда, лудильщики. Попадались автомобили, но совсем редко. Мы свернули на улицу под названием Фэйрфилд. По ее обеим сторонам шли ряды магазинчиков: мясные лавки, галантерейные и бакалейные магазины, парочка цирюлен, кузница, всюду сновали покупатели, сердечно приветствуя друг друга.

В Линкольнской школе у нас был внутренний водопровод, душевые и крыша над головой, которая не протекала. У нас была трава, много травы, и деревья. Мы ели три раза в день и спали на кроватях. По правде говоря, наша жизнь была комфортной. Но в этом перенаселенном, суматошном районе я видел с избытком две вещи, которых мы были лишены в Линкольнской школе: счастье и свободу.

– Туда, – показал Альберт на ветхое двухэтажное здание на углу с надписью «У Герти» на витрине.

Дверь была открыта, и мы вошли следом за Альбертом. Все тесное пространство занимали столики. Перевернутые стулья стояли на столешницах ножками к потолку. Пахло чем-то вкусным.

В углу маленького кафе стояла стремянка, стоя на которой, мужчина чинил дыру в потолке. Услышав наши шаги по деревянному полу, он повернулся и уставился на нас. На нем были рабочие перчатки, комбинезон и ботинки, в которых он словно дошел пешком до Африки и обратно. Мужчина спустился со стремянки и подошел к нам. Вся правая сторона лица у него была покрыта шрамами, почти закрывая глаз. Хотя, похоже, старые шрамы его не беспокоили, на них было больно смотреть. Он стянул перчатки, сложил ладони в кулаки и упер их в бока, рассматривая каждого из нас. Когда он заговорил, я понял, что, несмотря на внешний вид, это не мужчина.

– Привет, – сказала она. – Я Герти.

– Сперва главное.

Герти отвела нас на кухню, где у плиты стояла женщина и следила за содержимым двух огромных кипящих котлов, от которых исходил чудесный аромат. Его-то я и уловил при входе в заведение.

– Фло, – сказала Герти. – У нас гости.

Женщина развернулась. Светлые волосы обвисли из-за пара от котлов, а лицо раскраснелось, но это не умаляло ее красоты. У нее были поразительные голубые глаза и необычно широкая улыбка.