Марта Кетро - Рассеянная жизнь

Постепенно Поль осознала, что ей нравится с ним всё — гулять, молчать, разговаривать в режиме обмена монологами, трахаться и даже расставаться на площади Бялик: поцеловаться возле пруда, под присмотром жёлтой рыбы с пятном на боку, и разойтись в разные стороны. Это было именно то сочетание лёгкости, свободы и неодиночества, о котором она мечтала, но никогда не встречала.

В постели казалось, что Гай читает мысли, потому что стоило только подумать, как он делал с нею именно то, что она хотела, и при этом никогда бы не посмела попросить вслух. Она любила его неутомимое тело, с длинными мышцами, смуглое и упоительно волосатое. Её совершенно не интересовала гладкокожая юность, зато в густой тёмной шерсти было животное очарование — кладёшь руку ему на грудь, а волосы пружинят и щекочут. Идеальная игрушка для взрослой девочки!

Так она говорила себе, намеренно снижая пафос и лирику. Потому что на самом деле Поль привязалась и очень увлеклась. Но взрослой русской женщине увлечься молодым израильским самцом лишь чуть приличней, чем влюбиться в турецкого аниматора.

В четверг квартирная хозяйка пришла за коммунальными платежами и попыталась что-то объяснить Поль, но та не поняла. Пришлось позвонить Ави и передать трубку. Новость оказалось ожидаемой: городские власти наконец-то определились со сроками сноса её пристройки, и теперь Поль должна в течение двух месяцев подыскать себе новое жильё.

Ещё недавно она бы обрадовалась, не хотелось провести очередное лето в квартире со старым задыхающимся кондиционером, самое время найти что-нибудь новенькое. Но теперь, когда у неё был Гай, Поль не возражала бы некоторое время ничего не менять. «Остановись, мгновенье», вертелось в голове. Она суеверно думала, что тронь сейчас что-нибудь, сдвинь хоть один кирпичик, и хрупкое счастье рассыплется. Работает — не лезь, учат нас программисты.

Даже соседи, от которых она старалась держаться подальше, перестали быть неинтересными чужаками. Певица, к счастью, занималась теперь любовью чаще, чем вокалом — ученик задержался при ней в новом качестве, а она то ли простудилась, то ли перетрудила связки и немного охрипла. Поль сначала злорадствовала, но потом купила на рынке баночку тёмного эвкалиптового мёда и оставила на её пороге. С утра слышала за окном бурное обсуждение, певица долго сомневалась, не отравлено ли, но Дани, как опытный психонавт, предложил рискнуть, попробовал подарок на вкус и признал безопасным. А самое поразительное, что через три дня Поль заметила, как он ставит возле соседской двери новую банку, кажется, с акациевым мёдом.

Джулиен впервые выругался, и Поль чуть не померла от умиления. Она ещё помнила, как его вывозили в прогулочной колясочке, и его первые «има» и «дадди» на смеси иврита и английского. И вдруг он закричал: «Факин шит!», папа изумлённо переспросил: «Что ты сказал, Джулиен?», и он спокойно и чётко повторил: «Факин шит».

Тиква всё ещё ходила тихая, расцветать не спешила, и Поль решила, что затея с кукольником не удалась. Но однажды увидела, как на веранде трое пьют чай, и кукла деликатно стряхивает крошки пирога с колен гостьи. Забавно, что едва мир вокруг стал налаживаться, для Поль наступило время уходить. Возникающие связи густели, как заросли, переплетались и обретали гармонию, а Поль предстояло выбрать, присоединиться или уйти. Поскольку приживаться она не желала, пришлось собирать вещи.

Она не слишком обросла барахлом и прикинула, что двух чемоданов для переезда достаточно. Неспешно начала искать новый дом, а великодушный Ави взялся побыть переводчиком. Этой квартирой он в своё время тоже занимался, принял на себя бремя переговоров с хозяйкой, да так и нёс его до сих пор.

Гала, дама немолодая и суетливая, была тревожна, и потому могла позвонить ему в восемь утра, чтобы выяснить, не выбросила ли жиличка «вещи её покойной матери». Драгоценное наследство занимало отдельный шкаф, к которому Поль не прикасалась, но Гала всё равно навещала его раз в два месяца, в те дни, когда приходила забирать деньги за электричество и воду. А однажды Поль проснулась оттого, что в окно кто-то царапается. Подняла голову и увидела, что сквозь жалюзи в комнату заглядывает взволнованное йеменское лицо. Нет, это была не хозяйка, а её сестра, пожелавшая выяснить, что стало с портретом их покойной матери, висевшим над кроватью в прежние времена. У Галы она спросить не могла, поссорились лет десять назад, а Поль никакого портрета не застала, при ней комнату украшал пейзаж в оранжевых тонах. Начало казаться, что «покойная мать», это какой-то пароль, которого она не понимает. Вздохнуть бы облегчённо, расставаясь с беспокойной семейкой и прочими жильцами, но Поль в кои-то веки пожалела, что не удосужилась ни с кем подружиться. Узнать бы, кто нарисовал тот портрет, кем работает отец Джулиена, что кричит из окна Ривка и на чём сидел Дани, пока не завязал? Вот зачем бы ей, а?