Йожеф Дарваш - Город на трясине

Стоило Иштвану взглянуть на раскинувшееся перед ним поле, как сердце его сжалось, и он зашагал еще быстрее.

Когда он свернул в Сапожную слободку, то увидел, что навстречу ему движется странная процессия. Возглавляла ее старая-престарая повозка, которую тащил облезлый осел. В повозке, подняв руки вверх, стоял возница и во все горло орал песню, а за повозкой с громкими криками и улюлюканьем бежала ватага ребятишек.

Когда повозка подъехала ближе, Иштван узнал в вознице Вечери. Он возвращался с базара. Торговля была, видимо, или очень удачной, или же, напротив, совсем неудачной, но Вечери сильно напился. Он то пел, то ругал бегущих за ним ребятишек.

На крик ребятишек из домов повыскакивали жители, чтобы полюбоваться редкостным зрелищем.

Заметив пастора, Вечери приподнял шляпу и закричал:

— Господин пастор! Благословите мою ослицу! Благословите мою Жофи… Другого имущества у меня нет. На ней все держится. Я же сам — полнейшая свинья… На Жофи все мое хозяйство и держится… Так благословите же ее, господин пастор!

Однако Иштван не только не остановился, а ускорил шаги. Односельчане при встрече с пастором степенно здоровались, а как только он проходил, тихо посмеивались за его спиной.

«А может, мне и в самом деле нужно было остановиться и поговорить с этим пьяницей?..»

Почти в самом конце Сапожной слободки пастор повстречался с Шандором Бакошем, которого он и не узнал бы, если бы тот не поздоровался.

— Это вы, Бакош? — окликнул Шандора пастор, когда тот уже прошел мимо. — Я вас совсем не узнал.

Шандор остановился и смущенно улыбнулся.

— Вы очень постарели с тех пор, как я вас видел в последний раз. Вот я вас и не узнал.

— Да… время идет. Все мы стареем…

Оба немного помолчали, не зная, о чем говорить дальше.

— Как живете? — спросил наконец пастор.

— Спасибо, что интересуетесь. Живем потихоньку.

— Вы хороший дом себе поставили.

— Там еще много чего доделывать нужно.

— Постепенно все доделаете, не расстраивайтесь.

Оба снова помолчали. Затем пастор подошел к Шандору и, взяв его за руку, спросил:

— Вы смирились с волей божьей?..

Шандор нахмурился, поджал губы и обжег пастора взглядом: тот задел еще не зажившую рану. Опустив голову, Шандор ничего не ответил.

— Вы должны смириться с волей божьей. И… не должны никого винить в случившемся. Ни самих себя, ни других…

Пастор чувствовал, что с Шандором сейчас нужно говорить как можно проще, по-мирскому.

— Я знаю, — продолжал пастор, — что в такие минуты человек многих считает виноватыми… в том числе и самого себя… а то и других… В горе он очень часто винит и тех, кто ни в чем не виноват…

— Я никого не виню, святой отец, — произнес Шандор таким тоном, что пастору ничего не оставалось, как прекратить свои наставления. В голосе Шандора прозвучало нечто другое, только не успокоение.

Пастора охватило какое-то смутное чувство тревоги. Он еще постоял немного, глядя на худого, изможденного крестьянина, все в котором было ему хорошо знакомо — от сапог со сбитыми носками до шляпы с лоснящимися полями.

Шандор в этот момент очень походил на своего отца, который в молодости был таким же худым. Походил он и на своих сверстников бедняков, живущих по хуторам. И хотя эта встреча могла бы произойти как встреча старых друзей, однако этого не случилось. Все в Шандоре казалось знакомым, однако что-то внушало тревогу.

Пастор постоял еще немного, будто ожидая, что в последний момент его вдруг осенит какая-нибудь мысль, но, так и не дождавшись, протянул Бакошу руку и, прощаясь, пробормотал:

— Не нужно ни на кого сердиться… Ни на кого…

Дойдя до околицы Сапожной слободки, пастор остановился и, оглянувшись, долго смотрел на покосившиеся во все стороны домики, которые, казалось, присели на корточки. И только дом Береца под красной крышей гордо возвышался над ними.

Пастор по очереди осмотрел все дома слободки, будто это были вовсе и не дома, а молящиеся прихожанки-старушки. Сколько раз он проходил вдоль слободки, но никогда не обращал внимания на подслеповатые окна этих домишек!..

Когда пастор подошел к школе, учитель Фери Корда выпустил учеников.

Прислонившись спиной к столбу, на который была навешена калитка, Корда, размахивая метровой линейкой, командовал:

— В строй! Все становитесь в строй! Первый класс — сюда, второй — туда, за ним — третий!..

Голос учителя был слышен даже в конце улицы. Заметив пастора, он закричал еще громче: