Йожеф Дарваш - Город на трясине

— А ты и не догадалась, что им можно было дать вместо обеда?.. — перебила Боршне бойкая на язык Михокне.

Все так громко засмеялись, что даже позабыли следить за тем, как бы не расплескать обед. Дядюшка Яниш Воробей и тот повеселел. Он даже остановился и, поставив корзину на землю, похлопал рукой по своей деревяшке.

— Вот чокнутая-то! — ответила Боршне насмешнице, но и сама рассмеялась.

Затем она рассказала, как бродяги съели обед, как пытались завести с ней шуры-муры, но, к счастью, в это время на дороге показалась повозка, и они спешно убрались в кукурузу.

— Мне так еще никогда не везло: я никогда не встречалась с такими бродягами! — жалобно сказала Михокне, и это вызвало новый взрыв хохота.

— Ты сумасшедшая! — опять заметила Боршне, словно для того, чтобы ее попросили рассказать еще что-нибудь. Она тут же села на землю и начала растирать свои ноги.

Рассказ Боршне так подействовал на остальных женщин, что они сразу же начали вспоминать истории, случившиеся с ними самими или с их знакомыми.

Одна из них, например, рассказала о том, как однажды хозяин предложил ей прокатиться на дрожках, а когда она захотела сойти, он нарочно ударил кнутом по лошадям. Те помчались как угорелые, а хозяин не хотел останавливаться до тех пор, пока она не «расплатится» с ним.

Другая рассказала о том, как за ней гнались бродячие цыгане, гнались долго-долго…

Под впечатлением этих рассказов скучная дорога, по которой они сейчас шагали, стала вдруг романтичной, полной опасностей, а росшая по обеим сторонам дороги кукуруза, казалось, полна бродячих разбойников…

Дочка Дьере, которая до этого плелась в самом конце процессии, таща тяжелую корзину, теперь догнала дядюшку Яниша Воробья и шла с ним в ногу. Да и остальные женщины сгрудились вокруг него, хотя он и ворчал, что от их ненужных разговоров они скорее идти не будут.

— А вас никогда не хватали бродячие женщины? Не требовали, чтобы вы отдали им обед? Не пытались насиловать вас? — спросила старика Михокне, вызвав своим вопросом всеобщее оживление.

Солнце тем временем высоко поднялось над горизонтом. Стояла нестерпимая жара. В воздухе — ни ветерка. Жалкие деревья, росшие вдоль дороги, почти не давали тени, и под ними нельзя было укрыться от жгучих солнечных лучей. Вот уж поистине женщины могли не опасаться, что их обед остынет по дороге. Они продолжали идти дальше, гремя посудой и неся жалкий обед для бедняков.

Под действием жары Юлиш уже не отдавала себе отчета в том, что именно подгоняет ее: то ли желание поскорее увидеть больную дочку, то ли желание вовремя принести обед мужу и накормить его. Она шла молча, мысленно повторяя про себя детский стишок, который в далеком, кажущемся теперь почти счастливым детстве охранял ее от всех бед и напастей.

Когда женщины подходили к хутору, обмолот шел вовсю. Артельщики, завидев их, махали им руками и шляпами, а если выдавалась минутка свободного времени, то подбегали к ним, спрашивали, что нового дома, с любопытством заглядывали в корзины и кастрюльки, а потом бегом возвращались на свои рабочие места и с такой энергией принимались за работу, словно только что отдохнули или выпили по стаканчику старого бодрящего напитка.

Шандор сегодня работал на верху скирды и потому не мог спуститься на землю. Он лишь помахал Юлиш рукой. Она улыбнулась ему и тоже в ответ помахала.

С большим нетерпением она ждала момента, когда он спустится вниз.

— Ой, как же мне тебя недоставало, муженек, — сказала Юлиш мужу, все лицо и одежда которого были покрыты толстым слоем пыли.

— Пришла? — спросил он и засмеялся.

— Пришла.

— Что нового дома?

Она торопливо сообщила о болезни дочери и попросила его пойти домой, сказав, что хоть доктор Бекшич и заверял ее, будто ничего опасного нет, но она почему-то очень беспокоится, как бы беды какой не случилось.

Шандор как стоял с корзинкой в руке, так и застыл на месте, будто его ударили чем-то тяжелым. Он весь сразу как-то сгорбился, а легонькая корзинка показалась ему тяжелой ношей.

— Тогда зачем же ты сюда пришла? Оставалась бы дома! А обед попросила бы принести кого-нибудь другого. И мать могла бы принести!..

Юлиш уставилась взглядом прямо перед собой и, будто не расслышав его слов, повторила:

— Тебе лучше сейчас же пойти домой… Прямо сейчас… вместе со мной…

— Но ведь и мамаша может там… — начал было Шандор, но, махнув рукой, осекся и, подумав, добавил: — Я ведь не могу уйти. Вчера до обеда не работал: плохо себя чувствовал. Нам до вечера нужно здесь все закончить, а вечером нас ждут в другом месте. — Затем сказал: — Вечером, так и быть, заскочу домой, а к рассвету вернусь. Что скажут артельщики, если я опять не буду работать? Сейчас нужно торопиться. Я не хочу, чтобы за меня кто-то другой работал… Кто захочет даром работать?..