Йожеф Дарваш - Город на трясине

Юлиш уселась на повозке рядом с девочкой, а та, открыв глаза, никак не могла сообразить, где она находится и что с ней происходит. Юлиш взяла девочку за руку, погладила ее сжатый кулачок и со слезами на глазах начала причитать:

— Розика… девочка моя… это я… Розика… Разве ты меня не узнаешь?..

Хорват изо всех сил погонял лошадей. Время от времени он оглядывался и, будто оправдываясь, говорил:

— Из-за такой маленькой ранки такая беда… Наверняка она ее расцарапала еще больше… Моя жена сразу же забинтовала ей ногу… Мы ей говорили, чтобы она остерегалась… А потом нога начала опухать… Если бы ей не больно было наступать на нее, то она бы ничего и не сказала… Такая неосторожность!.. Ничего не попишешь! ребенок — есть ребенок!.. Ему не до осторожности…

Вскоре приехали к сельскому врачу, старому Бекшичу. Что он говорил Хорвату, Юлиш не знала, так как ее оставили на улице. Нервно расхаживая перед домом врача, она с трудом сдерживала себя, чтобы не побежать к мужу за помощью…

— На ночь положите на ногу холодный компресс… Ничего страшного, — сказал ей врач, окончив осмотр. — На всякий случай покажите мне ее еще завтра.

Всю ночь напролет Юлиш просидела у кровати дочки, то и дело меняя холодный компресс. Керосиновая лампа с подвернутым фитилем отбрасывала замысловатые тени на стены маленькой комнаты, отчего она походила на какой-то подземный склеп. Розика спала беспокойно, у нее был жар, она тяжело дышала и тихо стонала во сне. Храп старухи, сонное бормотание Шади и стоны Розики — все это сливалось в один страшный шум, который пугал сердце матери. Хотя доктор Бекшич и сказал ей, что ничего страшного с дочкой не будет, Юлиш все равно никак не могла успокоиться.

«Как жаль, что Шандора нет дома! Если б он был дома, тогда наверняка ничего бы и не случилось». Сердце Юлиш сжималось от страха. Ей хотелось выбежать на улицу и закричать во весь голос.

И вдруг — она и сама не знала почему — ей вспомнился стишок, который она слышала в детстве. Детишки тогда говорили, будто если прочитать этот стишок несколько раз, то все страхи исчезнут. И бедная мать до самого утра повторяла про себя этот стишок, отвлекаясь тем самым от пугающих ее мыслей…

Утром девочке вроде бы стало лучше. Она заснула и спала даже тогда, когда Юлиш понесла мужу обед в поле.

Только сейчас она вдруг вспомнила, что доктор-то еще и не был у них, а ведь обещал. Может, он пришел, когда она уже ушла из дома? На какое-то мгновение мысль о дочке отошла как бы на задний план, и Юлиш захотелось как можно быстрее оказаться около мужа.

Женщины шли торопливо, поднимая ногами дорожную пыль. Те, кто шагал босиком, шли осторожно, будто ступали по раскаленной плите.

— Вам лучше всех идти, дядюшка Яниш, — со смехом сказала одна из женщин.

— Это почему же? А ну-ка объясни мне.

— Горячая пыль жжет вам только одну ногу…

Старый Воробей что-то рявкнул, но его никто не испугался.

Процессия женщин, несущих обед, шагала уже по ченгеледской меже, когда им повстречалась группа людей: стариков, парней, девушек, которые несли вилы и мешки за плечами, отчего были похожи на солдат разбитой армии.

— Зачем вам нести дальше вашу провизию? — сказал один из стариков, когда они поравнялись. — Давайте мы все съедим. Стоит ли вам и дальше утруждать себя, а?

— Если вы хорошо заплатите нам за это…

— Вам мало того, что мы избавим вас от дальнейшего пути? Ну поможем донести до дома пустую посуду.

— Это для нас слишком мало.

Дядюшка Яниш Воробей встретил здесь своего хорошего знакомого.

— А вы разве уже закончили с обмолотом? — поинтересовался старик.

— Закончили.

— Довольно быстро.

— Нам и этого много было.

— Ну и разборчивы же вы!

— Кишка у нас тонка, не терпит много работы, — шутливо ответил Янишу его знакомый, а затем уже серьезным тоном добавил: — Бросили мы молотилку…

— Уж не сломалась ли она?

— Точно.

— А почему?

— Старый хлам: больше стоит, чем работает. На такой машине ни черта не заработаешь.

— А сидя дома больше заработаете?

— Больше — нет, а столько, пожалуй, заработаем. — Больше он ничего не сказал и, закинув свой узелок за спину, пошел догонять своих.

Старая Боршне, у которой в этот момент как раз забрали корзину, начала рассказывать о том, как однажды, когда она была еще молодой, понесла вот так же обед мужу в поле и по дороге встретилась с двумя бродягами. Они вышли из кукурузы и закричали, чтобы она отдала им обед, а то, мол, худо ей будет… Была она одна-одинешенька на всей дороге, так как запоздала с обедом, а остальные женщины тем временем уже ушли. Она так перепугалась, что не знала, как ей быть.