Йожеф Дарваш - Город на трясине

Молотилка работала вовсю, и старший артели едва успевал завязывать наполненные зерном мешки и подавать пустые.

Артельщики, работавшие у молотилки, с такой поразительной быстротой совали снопы в машину, что иногда казалось, будто она задыхалась. В такие моменты следующую порцию приходилось давать ей поменьше. А над молотилкой, над скирдами да и над всем хутором стояло густое облако пыли.

Эсти Борш работала на выгребке сбоя, которого было так много, что временами она прямо-таки не успевала очищать решетку. Густая пыль резала глаза, мешала дышать. До боли сжав зубы, девушка проталкивала сбой, но только она успевала протолкнуть одну пробку, как возникала новая. Попросить кого-нибудь помочь ей Эсти стеснялась и старалась справиться сама. Иногда ей казалось, что все ее старания напрасны и она вот-вот задохнется в этом непрекращающемся потоке сбоя.

Вдруг кто-то взял у нее из рук вилы и за несколько секунд очистил весь выход.

Это был Анти Бенке. Убрав пробку, он молча отдал девушке вилы и удалился на свое место. Он приходил ей помочь несколько раз, а ведь у него и самого работы хватало: солома все прибывала и прибывала, а стог все рос и рос. И все же он выкраивал минутку, чтобы помочь Эсти. Орудуя вилами рядом с ней, Анти ничего не говорил ей, лишь иногда плечом касался ее плеча, и это прикосновение для них обоих было красноречивее многих слов.

Один из артельщиков, работавший на вершине стога, начал перебранку с Ковачем.

— Я ж тебе говорю, чтоб ты не туда клал, скотина! — сделал ему замечание Ковач.

С этого, собственно, все и началось. Парень не стерпел обиды, и они схватились. Упав на солому, они барахтались в ней до тех пор, пока оба не скатились на землю. Большинство скирдовщиков, разумеется, встали на сторону своего товарища.

Оказавшись на земле, они начали размахивать кулаками и громко кричать:

— Что-то ты слишком заноситься стал…

— Мы тебе покажем!

— Осторожно, а то как бы тебе самому не попало!..

Ссора принимала угрожающий характер.

Между стогометателями и подносчиками соломы всегда возникали конфликты. Первые считали за честь метать высокие стройные стога — такие, чтобы они не были похожи на колбасу. Если стог оказывался не совсем удачным, то хозяин, как правило, винил стогометателей. Те же, кто подносил солому, всегда были заинтересованы в том, чтобы не носить солому издалека и не подавать ее слишком высоко.

На этот раз интересы этих двух групп артельщиков опять столкнулись, так как Ковач хотел сметать стог повыше.

В конце концов Ковач не выдержал и, толкнув парня, начал колотить его деревянными вилами. Несколько парней бросились выручать своего товарища. Вмиг все побросали работу. Даже старый Михай Борш и тот, схватив вилы, подбежал к дерущимся и закричал:

— Это не стог, а какая-то башня! Как на такую высоту подавать солому?!

Старик выкрикивал слова с такой ненавистью, будто ему хотелось сию же минуту разбросать этот стог. И он действительно подстрекал своих товарищей к решительным действиям. Их противники тоже кричали. Очень скоро ссора приняла всеобщий характер. Все уже забыли про тех двух виновников, из-за которых разгорелся сыр-бор.

Две враждующие группы артельщиков стояли друг против друга с таким видом и решимостью, будто хотели разорвать своих противников.

— Я сразу же понял, что это будет за стог! — продолжал кричать Борш. — Таких стогов в господских имениях и то не делают! На него аэропланом нужно солому подавать… Если Ковач такой высокий, пусть сам и подает солому!..

Ругаясь на чем свет стоит, примчался старший артели.

— Боже милостивый, что здесь творится! — воскликнул он. — Да вы что, с ума все, что ли, посходили? А ты замолчи, старый дурень! — набросился он на Борша, а затем полез на стог, чтобы разнять там дерущихся. — Вы цыгане или порядочные люди? Да вас после этого ни один хозяин больше не наймет!..

С грехом пополам наконец удалось восстановить спокойствие. Артельщики, повесив головы, разбрелись по своим рабочим местам, а спустя минуту опять заработала молотилка.

Вскоре все работали так, будто никакого скандала и в помине не было. А Ковач, как ни в чем не бывало, громко распоряжался:

— Клади сюда, Пишта! А ты, Фери, вот сюда! Еще немножко повыше, дружище!..

И если бы сейчас кто-нибудь напомнил этим людям, что всего несколько минут назад они готовы были убить друг друга, то его бы попросту избили или, по крайней мере, обвинили в грубой лжи. Казалось, горячие солнечные лучи словно спаяли этих людей, превратив их в нераздельное целое.