– О нет, – повторила она, и у нее изо рта вылетел пронзительный смех, какой Агнес слышала только от своей бабы.
Она вскочила.
– О нет, – еще раз сказала мать, и сквозь смех прорвались рыдания. Откуда-то снизу, словно из глубины живота. – О нет, нет, о нет.
Агнес отвернулась.
– Моя детка, – всхлипывала мать, разбрызгивая слезы и сопли. – О моя детка. Девочка моя, – она с силой заломила руки. – Надеюсь, ты все же останешься.
Агнес стала углубляться в лес, прочь от нагромождения камней. Прочь от матери.
– Какое же ты чудо, – послышались слова матери, обращенные не к ней, а к воздуху, к земле внизу, к небу, к лесу, к самой себе. – Видишь? Только посмотри на нее, – продолжала она, словно доверялась другу. – Взгляни на это чудо . Я все же была хорошей матерью.
«Неужели она пустила в ход последний довод? Нет. Что-то другое звучало в ее голосе. Может, таким способом она прощалась. А может, – думала Агнес, – только сейчас ее осенило, что это правда».
Агнес украдкой оглянулась. Ее мать согнулась пополам, скорчилась, как зверь, вцепилась скрюченными пальцами себе в грудь, глядя ей вслед. Всхлипывала. И улыбалась. Не просто улыбалась. Сияла.
На Агнес нахлынули и облегчение, и гнев. Она чувствовала себя достойной уважения и была свободна. И одна, одна, одна.
Сквозь деревья за спиной матери Агнес видела ломаную линию горизонта, где садилось солнце. Дневной свет погас, словно где-то задернули шторы.
В ту ночь Агнес спала на дереве. Оттуда она видела, как ее мать посидела в растерянности, потом поднялась, прихрамывая, зашагала вниз по склону на поиски Боба и вскоре скрылась за деревьями. До Агнес доносилось какое-то механическое жужжание. Всю ночь поблизости летал вертолет или дрон. Луч поискового прожектора скользил по склонам Кальдеры. Оставшимся членам Общины не предложат никакой сделки, в этом она была уверена. Им придется или тоже бежать, или усаживаться в автобус. А если все они попрятались? Но в лесу было тихо, если не считать шума, поднятого поисками. Животные, которые жили здесь, прислушивались. Пытались понять, чего ждать дальше.
Утром Агнес спустилась с дерева, чтобы разыскать остальных. Она подавала принятые у них сигналы, кричала болтливой белкой, раздраженной сойкой, тявкающим койотом и жалующимся ястребом. Наконец она услышала отзыв. За несколько дней, а может, и недель она сумела отыскать Близнецов, Вэл с Птенцом Цапли, Линду с Долорес и Ховеном, Дебру с Кедровой Шишкой и доктора Гарольда, удравшего в последнюю минуту. А потом, к счастью, нашла и Джейка.
Все вместе они углубились в лес на шлаковом конусе, стараясь затеряться в нем. Они знали, как надо прислушиваться. Как прятаться. И в лесу рассыпались по одному или парами, а не держались все вместе, но всегда оставались в пределах слышимости для одного-двух человек. В этом случае, наткнувшись на Смотрителей, они не попались бы им все сразу. Общий лагерь они не разбивали, чтобы Смотрители не подкрались к ним спящим. Но каждые несколько дней, когда тени деревьев становились особенно длинными, они собирались, просто чтобы побыть вместе.
Собираясь вместе, они порой недосчитывались кого-нибудь. Первым пропал доктор Гарольд. Они надеялись, что он решил предпринять одиночную вылазку или передумал. Когда исчезли Линда с Долорес и на зов вышел только Ховен, он был так перепуган, что несколько дней не говорил. Но в конце концов рассказал, что это были Смотрители. Сам он скрывался за деревьями, ловил белку. Он втиснулся в дуплистый пень и просидел там несколько дней, прежде чем наконец отважился покинуть убежище. На протяжении нескольких сезонов их становилось все меньше и меньше, а расстояние между ними и Кальдерой росло.
А потом получилось так, что откуда ни возьмись стали появляться люди, нерешительные и боязливые. Они выбирались из укрытий. Прислушивались, распознавали сигналы Общины, перенимали их и, расхрабрившись, являлись на зов, рассчитывая получить в обмен общение, хоть какую-то защиту. Друг? Друг? Друг? Это и были Нарушители. Они искали Отщепенцев.
Некоторые выходили к ним по одному, хотя было ясно, что они не всегда блуждали в одиночку. Другие оставались частью уцелевшей небольшой группы, которая благодаря плате, взяткам и длительной ходьбе пешком выбралась из Города и нашла путь в Дебри со стороны Рудников. Все они замечали в лесу незначительные метки – брошенные костры, оленьи копыта и внутренности, оставленные после разделки, застрявшие в дереве топоры. Мелкие улики, указывающие на присутствие других людей. Некоторые были одеты в плохо выделанные оленьи шкуры, которые недостаточно тщательно выскоблили, поэтому на них остались клочки мяса, и они распространяли запах гнили. Другие щеголяли новенькими ботинками, трекинговыми палками, кухонной утварью, спальными мешками вроде тех, с которыми Община прибыла сюда. Одна пара, которую они приняли к себе, рассчитывала пробыть в Дебрях больше года. В другой группе нашлись еще исправные часы. И эти люди точно знали, какой теперь день. Мужчины, женщины и дети. Бабушки и дедушки, одинокие матери и отцы, оставившие дома слабых здоровьем супругов. Или супругов, отказавшихся уезжать. Или тех, кого не посвятили в свои планы с самого начала. Все они бежали из Города, объясняли они, потому что им не оставалось ничего другого. А теперь они разделились и голодали. И говорили, что Смотрители неотступно преследуют их. Они слышали, что Отщепенцам годами удавалось жить в Дебрях незамеченными, что они обжились и каким-то образом избегали поимки. Они хотели с помощью Отщепенцев тоже стать невидимыми.
Читать дальше