Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

— Ах, великолепно! Ве-ли-ко-лепно! — весело, задорно вскричал отец. — Какая отличная мысль ему пришла! Как это похоже на сына! Смешно, но я какое-то время считал, что он не на войне, а работает в банке.

— В банке? Где же?

— Да в той же Женеве, черт подери! Который раз вам твержу, Вернер, вы что, совсем меня не слушаете?

Кунцер слушал внимательно, но так ничего и не понял в этой истории про банк и Женеву, которую уже слышал из уст консьержки, когда допрашивал ее о Пэле.

Отец скрылся на кухне, чтобы принести жаркое. Чемодан по-прежнему был собран: зубная щетка, колбаса, трубка, роман. Он к нему не притрагивался. Высадка состоялась уже больше месяца назад. Сын вернется с минуты на минуту. Поезд на Лион отходит в два часа дня, он так сказал.

Группа Кея тесно сотрудничала со Специальной авиадесантной службой, десантников вместе с джипами недавно парашютировали в регионе. Пока американцы продвигались к Ренну, они по ночам разъезжали по дорогам, поливая огнем встречные немецкие патрули. Кей испытывал огромное напряжение, но ситуация явно менялась. Организации Сопротивления мало-помалу начинали действовать открыто, сам он уже не снимал военной формы. Тайная война практически кончилась, но пока приходилось ограничиваться засадами, наводить на немцев страх, ослаблять их. Главное — не вступать в бой с немецкими частями, вооруженными до зубов и способными легко разгромить позиции бойцов. В Веркоре дивизии СС осадили членов “Свободной Франции” и перебили их с ужасающей жестокостью.

Клод тоже полностью осознавал текущее положение и старался сдерживать амбиции Трентье и партизан, готовых бросаться в рискованные атаки: вылазки должны быть короткими и простыми. Сам он отдавал предпочтение диверсиям, в том числе на главных маршрутах. Нужно было продержаться до высадки союзников на Юге.

Однажды утром, когда кюре смывал с себя пот, вернувшись из разведки, к нему зашел Трентье. Накануне радист получил сообщение из Лондона: сброс боеприпасов был назначен на сегодняшнее утро, и Трентье со своими людьми уезжал забирать груз. Теперь английские и американские самолеты доставляли людей и грузы прямо днем.

— Как прошло? — спросил Клод.

— Отлично. Получили весь груз, какой заказывали.

— Весь?

— Оружие, снаряжение… Абсолютно все.

— В добрый час!

Трентье хитро улыбнулся.

— Ты чего смеешься? — спросил кюре.

— Лондон наконец прислал нам инструктора по гранатометам PIAT.

Клод вздохнул. Запрос они посылали два месяца назад. Издержки бюрократии Бейкер-стрит… За это время они и сами научились.

— И где этот знаток?

Трентье отвел его к сараю, возле которого сидел на солнышке вновь прибывший. Влажная рубашка прилипла к его громадному телу.

— Красивые места, — говорил он молодому бойцу, слегка робевшему перед столь внушительным агентом британских спецслужб.

Клод расхохотался. Этот человек, безусловно, обладал всеми возможными достоинствами, но уж точно не мог быть инструктором по гранатометам.

— Толстяк!

Гигант, прервав свои разглагольствования, вскочил:

— Попик!

Они кинулись друг другу в объятия.

— Ты чего тут забыл? — спросил Клод.

— Я был на Севере — из-за высадки, но теперь там лихо орудуют американцы. Вот меня сюда и послали.

— Ты заезжал в Лондон? Про остальных что-нибудь знаешь?

— Нет. Я там с февраля не был. Скучаю. Они меня прямо в самолет посадили, в “Датоку”… В общем, есть такая штука у америкосов.

– “Дакоту”, — поправил Клод.

— Ну да. Какая разница. В общем, там погрузили, тут сбросили. Знаешь, Попик, а мы вроде побеждаем в войне-то.

— Надеюсь… Но пока на Севере веселье, мы тут вообще ничего не знаем.

— Не волнуйся. Американцы готовятся высадиться в Провансе. Меня прислали в подкрепление, усмирять бошиков. А еще я буду вас инструктировать по противотанковым гранатометам, это в моих инструкциях тоже написано.

Клод расхохотался, представив себе, что может натворить Толстяк с гранатометом.

— Ты что, умеешь с ними обращаться?

— Ха, научился, представь себе. Надо было не про Иисусика думать, а лекции слушать!

— Нас что, учили этим штуковинам?

Толстяк воздел глаза к небу, изображая отчаяние.

— Ну вот, ты вместо лекций служишь мессы, а потом как без рук! Нам их показывали в Шотландии. К счастью, теперь с тобой Толстяк!

И Толстяк потрепал Клода по голове, как ребенка.

Толстяк выезжал на третье задание подряд. Он устал. Часто вспоминал Англию, центры УСО, товарищей — все, благодаря чему все-таки жил на свете. Благодаря войне он стал Толстяком по имени Ален, а не Аленом по прозвищу Толстяк. На занятиях ему доставалось больше других, зато он оказался в кругу семьи, потому и держался. Даже задания УСО были лишь способом оставаться с ними, иначе он бы давно отказался. Они были всем, о чем он мечтал всю жизнь, — верными друзьями, братьями. Долгое время он считал, что одни собаки умеют хранить верность, а потом встретил Пэла, Лору, Станисласа, Клода, всех остальных. Он никогда и никому этого не говорил, но только на войне понял, что жизнь прекрасна. Благодаря им, благодаря УСО он стал важной персоной. После высадки союзников, направляясь в нормандскую ячейку, он проезжал мимо Кана, совсем рядом с домом, с родительским домом. Ему захотелось повидать мать с отцом, сказать им, что нашел себя. Уезжал от них жирным куском сала, а теперь он — боевой порох. В минуты наивысшего подъема ему казалось, что он, быть может, вовсе не такая бездарь, как считали некоторые.