Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

— Конечно, я его знал… Но…

— Знал? — перебил его Трентье. — Он погиб?

— Да. В октябре.

— Вот гадство. Мне очень жаль, старик. До нас ничего не доходило…

Клод вскочил, его чуть ли не трясло. Ведь он тут, в маки, только потому, что Пэл так сюда и не доехал.

— Черт! Но ты-то откуда знаешь Пэла? — спросил кюре.

— Знаю — это сильно сказано. В прошлом году, в конце сентября, мне прислали в подкрепление агента обучать маки. Это он и был. Пэл. Шикарный парень. Но он тут только переночевал. Мы его встретили, все честь по чести, но он на следующий день снова уехал.

Клод в смятении хлопнул себя по лбу: значит, Пэл перед Парижем заезжал в маки! Лондон об этом не знал — когда его готовили на Портман-сквер, то сказали, что Пэл у них не был. Что-то стало проясняться: у макизаров тогда не было радиста, а значит, в УСО не знали, что случилось после его прыжка. Станислас предположил, что Пэл, наверно, разминулся с встречающими и скрылся в Париже. Но, похоже, все было совсем не так.

— Значит, ты его видел? — поинтересовался Клод. — В смысле, своими глазами видел и уверен, что это был он?

— Во всяком случае, его звали Пэл. Это точно. Но, может, это другой, не твой? Хотя имя довольно редкое. Молодой парень, примерно твой ровесник, чуть постарше. Красивый. Живой.

— Он самый, больше некому. Значит, его все-таки встретили…

— И я о том. Я сам там был со своими парнями. Не успел приземлиться, как уже собрался уезжать. Хотел в Париж.

Клод растерянно вздохнул:

— Какого черта ему понадобилось в Париже?

— Понятия не имею. Сказал, что подозревает за собой слежку, не чувствует себя в безопасности, как-то так. В общем, попросил отправить его в Париж. Назавтра я велел отвезти его в Ниццу, и он, по-моему, сел на поезд. Что с ним случилось?

— Сцапали. Но никто не знает как. УСО сбрасывает его на Юге, а через несколько дней его хватают… В Париже… Погоди-ка… Ты уверен, что он говорил про Париж?

— Да.

— Точно?

— Совершенно точно. Он хотел ехать в Париж.

Клод задумался. Это какая-то бессмыслица. Если Пэл, прибыв в маки, почувствовал угрозу, то зачем он уточнил, где собирается скрываться? И где было небезопасно? В отряде? Если так, он должен был запутать следы, сказать о Париже, а остаться в Лионе или где угодно еще. Мысли проносились в голове одна за другой: может, среди макизаров есть предатель и он выдал Пэла? Но так или иначе, это не Трентье, ему он доверял полностью.

— Кто еще знал, что Пэл едет в Париж?

Трентье на миг задумался:

— Встречали мы его вчетвером, когда он прыгал. Но про Париж знал только Робер. К тому же он отвозил его в Ниццу.

— Робер… — повторил Клод. — А еще двое кто?

— Эмон и Доннье.

Кюре записал имена на бумажку.

Она легонько качала его в большой гостиной в Челси. Стояла глубокая ночь. Конец июня, тишина, бомбили последний раз после полудня. С улицы в открытые окна лилось летнее тепло и запах цветущих лип. Он казался ей самым красивым мальчиком на свете. Она назвала его Филиппом.

С рождения сына она больше не плакала, но бессонница не исчезла. Она часами любовалась им, погрузившись в свои мысли. Как она будет воспитывать его в одиночку? И как он будет расти без отца? Она отпустила свои мысли. Но ненадолго. У нее сын, а это главное. Теперь надо быть счастливой.

Франс Дойл спустилась из спальни.

— Не спишь?

— Не хочется.

Мать настояла, чтобы Лора поселилась в Челси, отдохнула. Ричарду было все равно. Но он был дедом, а быть дедом — это важно.

— Красивого малыша ты нам родила, — шепнула Франс.

Лора кивнула:

— Пэл мог бы гордиться.

Повисло долгое молчание. Ребенок на миг проснулся и снова уснул.

— Почему бы тебе не уехать в деревню? — робко предложила Франс. — Там вы с Филиппом будете в безопасности.

После высадки в Нормандии немцы обстреливали Лондон с французского побережья ракетами “Фау-1”, операция в Пенемюнде не помешала им использовать крылатые ракеты. Они падали днем и ночью — долетали слишком быстро, люди не успевали укрыться в убежищах или в метро. Каждый день в столице гибли десятки гражданских. Но Лора смирилась и не хотела уезжать.

— Я должна остаться в Лондоне, — ответила она матери. — Я не скрывалась до сих пор и не позволю запугать себя сейчас. Немцы мне давно безразличны.

Франс не настаивала, но так тревожилась! Устала она от войны. Устроившись рядом с дочерью, она вместе с ней смотрела на Филиппа.

Женщины не замечали фигуры человека за рулем автомобиля, часами стоявшего у входа в дом. Станислас, с браунингом на поясе, каждый вечер был на посту. Он делал это ради себя, чтобы успокоиться: он никогда себе не простит, что послал на смерть своих детей. И хотел защитить живых. Если ракете суждено попасть в дом, именно в этот дом, он хотел погибнуть тоже. Так он боролся с призраками.