Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– Ваш путь к искуплению очевиден, – продолжил Лагерфельд. – Вы не просто заставите синьора Стерлинга подписать контракт, но и конфискуете личный компьютер синьора Прокоша, чтобы к завтрашнему вечеру доставить его к Святому престолу, где наши инженеры выяснят, какой алгоритм используется в «Гениальной мысли».

– Но, ваше преосвященство, это же воровство! – сказал отец Гвидо.

– Воровство не воровство, когда собственность возвращают законному владельцу, – возразил кардинал.

– Я, конечно, не философ, как ваше преосвященство, но компьютер синьора Прокоша – его личная собственность.

– Компьютер прекратил быть личной собственностью, как только в него с помощью служителя Церкви попала томограмма мозга фра Доменико.

– Но…

– Вам что, необходимо напомнить, что я – кардинал, а вы – аббат? И к тому же вы – францисканец, а я – иезуит, – заявил Лагерфельд. – Следовательно, вам со мной спорить мало того что не положено, так еще и бесполезно.

На этом разговор завершился. Отец Гвидо был слишком измучен и взволнован, чтобы снова уснуть. Он лежал в постели, пытаясь справиться с напором внешних и внутренних раздражителей. Он испытывал не только богохульственное презрение к кардиналу, но и, опять же вопреки своим монашеским обетам, невероятное удовольствие от окружающей его обстановки. К примеру, кровать определенно напоминала барочное изображение ангельских облаков. В сравнении с ней скромная монастырская койка выглядела ложем гвоздей, на котором хвастливый йог выражает свое презрение обстоятельствам. Однако же во всем этом скрывалось нечто больше: все в особняке дышало красотой, он был не трофеем вульгарного плутократа, а настоящим чудом. Синьорина Джейд объяснила, что в интерьерах использованы работы художников и скульпторов, которые в то или иное время жили в Антибе или не дальше сотни километров от него.

– Мы – локаворы искусства, – сказала она.

Отец Гвидо ответил на это неясное выражение вежливой улыбкой.

Они стояли перед декупажем мсье Анри Матисса, который тремя простыми цветами передавал радость солнца, моря и листвы. В саду изящная, строго выверенная кинетическая скульптура Александра Колдера, тоже простых оттенков, раскачивалась под легким ветерком, который после вялого полудня привел ее в движение, и она словно бы ожила в круговом полете своих частей. В холле висела большая картина мсье Жоржа Брака – белая птица, как две пересеченные буквы «С», летела по сизому небу; а в спальне отца Гвидо был целый музей картин Поля Синьяка, художника, который, согласно синьорине Джейд, в начале прошлого века часто приезжал на лето в знаменитый порт Сен-Тропе. На стенах ярко блестели синие, оранжевые, розовые и бледно-зеленые деревья, лодки и заливы, напоминая отцу Гвидо, что его собственная вера берет начало в любви к природе, а не в зашифрованных аллегориях, пугающих мученичествах и излюбленных притчах в огромной, но несколько монотонной коллекции живописи, собранной Церковью за несколько веков.

Несколько оправившись от утреннего рейда кардинала, отец Гвидо встал и начал готовиться к новому дню. Он распахнул шторы и увидел, что на лужайке под окнами синьорина Надия из оздоровительной команды «Яркого солнца» – когда отец Гвидо приехал из аэропорта, она радушно приветствовала его и тут же весьма шокирующе предложила записать на массаж – проводит занятия по йоге. Посреди лужайки человек шесть гостей, стоя на четвереньках, выгибали спины, а потом припадали к земле, принимая позу, от которой отцу Гвидо невольно захотелось отвести глаза, но, как оказалось, он смотрел на них ласково и печально, сожалея о том, что его приучили умерщвлять плоть, а не наслаждаться ею, думать о мире ином, а не о бренном существовании. Возможно, он ошибался, но ему представлялось более нормальным и здравым поведение этих молодых людей, которые, в отличие от юного протеже кардинала, не торопились взойти на крест, или отсечь себе грудь, или приторочить себя ремнями к горящему колесу, или привязать себя к столбу, чтобы стать мишенью для стрел.

За обедом отец Гвидо, вместо того чтобы, как обычно, накрыть бокал ладонью, позволил, чтобы бокал наполнили багряным вином. Соседом отца Гвидо был дружелюбный француз, специалист по керамике.

– Мои предки родом из Сиана, где обнаружили Терракотовую армию. По-моему, именно это вдохновило меня на создание керамической брони. Вы, mon père [30] Отец мой ( фр .). , защищаете души, а я защищаю плоть. – Марсель поднял бокал, легонько чокнулся с отцом Гвидо и провозгласил: – За защиту беззащитных!