Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– Nous voici! [26] Приехали! ( фр .) – сказал Жиль, сворачивая с шоссе на проселок, отмеченный деревянной стрелкой указателя со словами «Яркое солнце», выведенными поблекшей красной краской.

Указатель не столько указывал, сколько маскировал, потому что оставался незамеченным для тех, кто не знал о его существовании. Вдобавок он служил невнятной аллюзией на то, что, как выяснилось после нескольких поворотов проселочной дороги, было внушительно солидным: огромные деревянные арки ворот с черными железными заклепками, обрамленные двумя сторожками, вмурованными в высокую стену из массивных серых камней. Без средневековых осадных машин нечего было и мечтать о том, чтобы заглянуть за острые шипы на вершине стены. При приближении автомобиля створки обманчиво древних ворот стали разъезжаться в стороны. За воротами по лугу на склоне змеилась подъездная аллея, обсаженная кустами олеандров в розовых бутонах цветов и зонтичными соснами с пучками новой хвои, такими яркими и округлыми, что они напоминали бонсаи облаков в безоблачном небе. На подъезде к морю открылся вид на огромный особняк охряного цвета с темно-зелеными ставнями.

– Вау! – сказала Люси.

– Вот-вот, – сказала Оливия.

Автомобиль свернул на парковку, расположенную так, чтобы ее не было видно из дома.

– Как она нас опередила? – удивилась Люси, заметив Джейд, которая сидела на капоте черного «порше» и сосредоточенно отправляла эсэмэски.

– Привет! – Джейд спрятала телефон, прервав свое занятие как раз в тот момент, когда продолжать его было бы грубо.

– Наверное, ты гнала, – сказала Оливия.

– Хантер просил меня вас встретить, вот я и подумала, что не могу же я встретить вас только в аэропорту, надо встретить вас и в «Ярком солнце». К тому же, – доверительным шепотом призналась она, – я обожаю гонять на этой машине. Можно забрать девушку из Лос-Анджелеса, но Лос-Анджелеса у девушки не отберешь.

– Неужели? – сказала Оливия. – Когда я была в Лос-Анджелесе, мне показалось, что там сплошные пробки.

– Для тех, кто не знает коротких путей.

– А ты их наверняка знаешь.

– Кроме меня, их никто не знает, – сказала Джейд, открывая дверь Фрэнсису.

В субботу днем отец Гвидо расхаживал по своей спальне, придумывая, как бы затронуть вопрос о разделе прибыли с «Гениальной мыслью» синьора Стерлинга и моля Господа, чтобы подходящий момент подвернулся до конца дня. Он счел неприличным и невежливым потребовать подписания контракта за ужином в день приезда, однако кардинал Лагерфельд придерживался иного мнения, что стало ясно, когда он позвонил отцу Гвидо без четверти шесть утра и спросил, улажен ли вопрос.

– Я только приехал, ваше преосвященство, – залепетал отец Гвидо, нащупывая очки на прикроватной тумбочке.

– Мое терпение не бесконечно, – грозно произнес кардинал.

– Да-да, я понимаю, – сказал отец Гвидо, наконец разглядев цифры на часах. – Но видите ли, в доме полно гостей, причем многие совместно с синьором Стерлингом работают над важными и сложными научными проектами. Вдобавок из аэропорта я ехал в одной машине с двумя британскими учеными, один из которых оказался знаменитым врагом веры, сэром Уильямом Мурхедом, автором труда «Почему великое смешно» [27] Аллюзия на французский афоризм «От великого до смешного – один шаг», обычно приписываемый Талейрану или Наполеону, но в действительности встречающийся значительно раньше в работах французского философа и драматурга Жана Франсуа Мармонтеля. , что меня очень взволновало и…

– А, этот! – фыркнул кардинал. – Если бы Индекс запрещенных книг не упразднили, то Святая Конгрегация Индекса наверняка поместила бы в него это кощунственное сочинение, но увы, эпидемия лжи, разъедающей умы верующих, вырвалась из-под контроля. К несчастью, прошли времена, когда можно было приказать, чтобы сэра Уильяма Мурхеда сожгли на костре на Кампо-деи-Фиори, после того как ему придержат язык.

– Да, прошли, – повторил отец Гвидо, но без ностальгии, льнувшей к связкам кардинала, как бедные сиротки. – А еще, – продолжил он, намереваясь завершить свой рассказ о душевной травме, полученной в поездке из аэропорта, – второй пассажир заявил, что пытается сотворить жизнь в пробирке или в каком-то компьютере, я не совсем понял, но без углерода, что, как я полагаю, благоприятно для окружающей среды, но в его отношении мне почудилось нечто кощунственное и донельзя дерзкое.

– Ох, к чему все это приведет?! – вздохнул кардинал. – Даже светская литература раз за разом предупреждает нас о грехе человеческой гордыни, будь то мифология с ее историями об Икаре и Прометее или романы об этих ужасных докторах, Фаусте и Франкенштейне, с их кощунственной жаждой неподконтрольной власти и запретного знания.