Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

О мадонна, подумал отец Гвидо, нервно дергая локтями туда-сюда и стараясь, чтобы старые колени тоже двигались в такт. Потом Джейд резко сменила танцевальный стиль, прыжком оказавшись бок о бок с аббатом, и стала изображать примитивного киборга, так что неуклюжие и скованные движения отца Гвидо как будто прекрасно дополняли музыку.

– Так держать, Гвидо! – крикнула Джейд. – Сплав менша [34] Mensch ( нем .) – человек. и машины! Ура!

Копируя старого аббата, она дергано затопталась на месте и, повторяя его движения, постепенно заставила его усложнить их. Когда песня закончилась, Джейд наклонилась и поцеловала его в щеку:

– Спасибо, святой отец. Мне очень понравилось. Вы отлично танцуете. – Она шаловливо толкнула его бедром, а потом ушла, лавируя между пиний, пальм и приглашенных, на ходу снова собирая волосы в пучок и закалывая его палочкой.

У ошеломленного Гвидо бешено колотилось сердце, а по лицу ручьями стекал пот. Старый аббат словно бы влюбился. Происходящее приводило его в замешательство.

– Выпьете еще «маргариту», сэр? – спросил официант.

– Да-да, благодарю вас, после танцев очень освежает, – признался отец Гвидо, беря очередной бокал великолепного лимонада.

– Охренительно, – сказал синьор Джон Макдональд, молодой шотландец, с которым отец Гвидо ехал из аэропорта. – Kraftwerk! Охренительно. Впечатляет, жуть как впечатляет. А еще просто вынос мозга, вообще на другой уровень. Их визуальный ряд до ужаса напоминает симуляции, создаваемые моей программой моделирования неорганической жизни.

– Может быть, это знак, указывающий на более глубокие связи, – сказал отец Гвидо, не понимая, о чем говорит шотландец, но желая его поддержать.

– Вот именно! Я так и подумал, – сказал Джон. – Если б я был еще бóльшим параноиком – надо сказать, я и так охренительный параноик, – то решил бы, что Kraftwerk хакнул мой компьютерный мир. Ну, понимаете? Но я сейчас закинулся экстази и воспринимаю все это как два аспекта высшего разума, потому что в гениальных головах возникают одни и те же гениальные мысли. Вы как раз об этом и сказали. Кстати, вот, не желаете ли? – спросил он, протягивая отцу Гвидо оранжевую ромбовидную таблетку. – Вот он, настоящий экстаз.

– Да-да, мне это знакомо, – сказал аббат.

– Правда? – удивился Джон. – Рад слышать. Я и не знал, что вам это не запрещено. Я вообще плохо разбираюсь в религиозных заповедях. – Он неожиданно обнял отца Гвидо. – У вас, наверное, есть свои заначки, но это чистейший продукт. – Он бросил оранжевую таблетку в бокал аббата и подмигнул.

– Но у меня не болит голова, – сказал отец Гвидо.

Джон почему-то решил, что это очень смешное замечание, и хохотал до тех пор, пока не зазвучала новая песня.

– Охренеть! – выкрикнул он, хватаясь за голову. – «Радиоактивность»! Обожаю эту вещь!

Он хлопнул отца Гвидо по спине, еще раз обнял его и, вытянув руки, углубился в толпу.

Синтезированный бас-профундо медленно выдохнул слово «Радиоактивность», и звук затрепетал в воздухе. На экране палец выстукивал морзянку, устанавливая лихорадочный пульс под глубокими гулкими слогами. Вскоре на экране одно за другим вспыхнули огромные слова, произносимые голосом робота: «ЧЕРНОБЫЛЬ. ХАРРИСБУРГ. СЕЛЛАФИЛД. ХИРОСИМА». Красно-желтый символ радиационной опасности провалился в красно-желтый туннель. «STOP RADIOACTIVITY» [35] Двусмысленная фраза, которую можно понять и как «Стоп! Радиоактивность», и как «Остановите радиоактивность» ( англ .). .

Отец Гвидо, неспешно потягивая лимонад, двинулся по пологому склону к сцене. Все были так дружелюбны. Он влюбился в синьорину Джейд и, по правде сказать, был совсем неравнодушен к прелестной синьорине Надии, с ее талантом целительницы. Юный шотландец был на удивление любвеобилен, и, хотя отцу Гвидо совсем не нужен был его аспирин, его предложение свидетельствовало о потрясающей щедрости. Аббат подошел поближе к сцене и замер, увидев двух танцующих женщин. Одна, блондинка, была очаровательной подружкой синьора Стерлинга, а со второй отца Гвидо еще не познакомили; обе, явно связанные близкими дружескими отношениями, подпевали хором и преображали слова в движения.

Они в притворном испуге огляделись по сторонам, указали друг на друга и нашли защиту в своих объятьях.

Эту строку они пропели, держа друг друга за плечи. Казалось, слова доставляют им какое-то особенное удовольствие, но вот они уже без улыбки отпрянули, широко раскрыли глаза и прижали ладони к щекам, продолжая: