Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

В последнем, вытянутом треугольнике владений Хантера стоял шестиугольный беленый павильон с арочными окнами, обрамленными бледно-оранжевым мрамором, и с аркой входа, обращенной к морю. От павильона по саду камней змеились две дорожки, убегая к самой кромке воды, откуда ступени вели к укромной частной пристани, которую не было видно из особняка. Вокруг павильона сейчас ничего не росло, но хорошо бы окружить его вьющимися побегами кампсиса с оранжевыми соцветиями или вечнозеленым плющом с темными ягодами, которые зимой и ранней весной будут склевывать птицы; или ползучей жимолостью, заросли которой так любят изумительные ночные бабочки-бражники. В дальнем конце сада камней неплохо было бы посадить две или три липы с их дремотным цветом, чтобы создать на границе участка тенистое место, где можно отдохнуть.

Фрэнсис разглядывал павильон, представляя себе всевозможные вьющиеся и ползучие растения, и заметил в арке входа отца Гвидо, любовавшегося рассветным морем. Наконец аббат, погруженный в размышления, сделал неуверенный шаг вперед.

– Доброе утро! – поздоровался Фрэнсис из сада камней.

– Ah, buongiorno! [40]– ответил отец Гвидо. – Какая красота! Все так прекрасно, правда?

– Да, – сказал Фрэнсис, с улыбкой подходя к павильону. – Вы так рано проснулись.

– Я всю ночь не ложился, – сказал отец Гвидо. – Меня так взволновала вечеринка, доброта гостей и концерт, что, когда я собрался уходить, уже рассветало, и меня зачаровало восходящее солнце. Так я здесь и просидел. – Аббат указал на скамью в павильоне.

– Вы позволите? – спросил Фрэнсис.

– Да, конечно, – ответил отец Гвидо, обрадованный тем, что ему представилась возможность вернуться на излюбленное место. – Давайте посидим и посмотрим на море через арку. Почему-то панорама выглядит еще прекрасней, когда она… – Он запнулся, подыскивая нужное слово.

– Обрамлена? – подсказал Фрэнсис.

– Совершенно верно. Как картина. Края ограничивают панораму, и она превращается в картину.

– Да, точно, – кивнул Фрэнсис.

– Так что это вы рано проснулись.

– Да, вы правы. Видите ли, я натуралист. Хантер попросил меня осмотреть территорию поместья и посоветовать, как лучше разнообразить его растительный и животный мир.

– О, великолепное начинание! – воскликнул отец Гвидо. – Я францисканец, и мы любим все формы жизни и все аспекты творения.

– В таком случае вы поможете мне что-нибудь придумать, – сказал Фрэнсис. – Сол упоминал, что ваш монастырь стоит в лесах, а вокруг него разбит прекрасный сад.

– Да-да, там очень красиво, – кивнул отец Гвидо. – Я, на свое счастье, всю жизнь провел в провинции Перуджа, но в последнее время там все как-то стихло. Весной тише поют птицы, летом тише стрекочут цикады. В детстве я часто бегал в чащу любоваться светлячками, но теперь в лесах темно. Матушка предупреждала меня остерегаться cinghiale … как это по-вашему?

– Диких кабанов.

– Да-да. А сейчас их даже не встретишь. Леса…

– Обеднели? – подсказал Фрэнсис.

– Вот именно. Вместо оркестра остался один клавесин, да и тот старый, если так можно выразиться, с поломанными клавишами.

– Девяносто три процента биомассы всех птиц и млекопитающих Земли составляют люди и домашний скот, – сказал Фрэнсис. – В дикой природе обитает всего семь процентов живых существ.

– Не может быть! – удивился отец Гвидо.

– Да, к сожалению, в нынешних условиях дикую природу уничтожают.

– Невероятно! – Отец Гвидо снял очки и утер глаза рукавом. – Простите, я сегодня расчувствовался. Но как помочь природе?

– Помочь природе может любой, – сказал Фрэнсис. – Засадите клумбы семенами, а не рассадой, удобренной пестицидами, верните зубров в Карпатские горы, дайте отдохнуть морям и океанам, прекратите истреблять дельфинов и морских черепах, которые тонут, путаясь в рыболовных сетях, повесьте кормушки для птиц; а до обеда мы с вами придумаем, как возродить этот парк. Распределение видов не фиксировано, а постоянно меняется из-за местных миграций и вымираний. Если не принимать во внимание вымирание, то природа отдельно взятой местности циклична, как калейдоскоп, в котором сменяются кусочки стекла.

– Ah, si! – вздохнул отец Гвидо. – Да-да, ночью мне было видение… – Он взял Фрэнсиса за руку, но так и не смог ничего сказать; морщинистое невинное лицо попеременно выражало то изумление, то непонимание. – Простите, у меня нет слов…

– Привет, дорогая, погоди, я надену наушники, – сказала Люси. – «Остановите радиоактивность!» – проскандировала она, – или хотя бы уберите ее подальше от моего мозга.