Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– А еще вот что нас беспокоит в отношении ребенка, – продолжила Оливия. – Нас и так уже семь миллиардов, и все уничтожают дикую природу на планете.

– Тоже верно, – поддакнула Люси. – Но здравомыслящих людей явно недостаточно, а вы с Фрэнсисом наверняка породите одного. Кстати, как вообще Фрэнсис? Ну, кроме того, что ошарашен.

– Он готов ко всему, – сказала Оливия. – Погоди, я сейчас у него спрошу.

Пока Фрэнсис что-то приглушенно отвечал, Люси взяла с полки у гамака щепотку смеси лекарственных грибов: чага, грифола, ежовик, линчжи, траметес.

– Говорит, что обрадован известием о моей беременности, но если я решу ее прервать, то воспримет это стоически, – сказала Оливия.

– Иными словами, он, как обычно, само совершенство, – шутливо заметила Люси.

– В нем слишком много совершенства, – отозвалась Оливия. – По-моему, он киборг.

– Значит, ты станешь матерью первого в мире ребенка, рожденного от человека и киборга, – изумленно ахнула Люси. – И младенца назовут Избранником.

– Вот, теперь мне гораздо проще принять решение, – сказала Оливия. – Нет ничего легче, чем породить новую расу и новую мировую религию. Погоди, тут Фрэнсис начал перечислять свои бессчетные, чисто человеческие недостатки.

– Типичный киборг, – заметила Люси.

– Да-да, киборг и есть, – согласилась Оливия. – Придется отладить его настройки и отключить опцию «Маскировка под человека», и тогда у меня снова будет самый совершенный в мире спутник.

– Ох, поторапливайся, пока «Маскировка под человека» не освоила необратимую функцию автономного рекурсивного обучения, что сделает киборга человечнее любого человека, а потом он нас всех уничтожит на непреднамеренном, но абсолютно логическом основании, что наши человеческие качества далеки от оптимальных.

– Вот и меня это тревожит.

– Тогда я больше не буду тебя отвлекать. Займись делом, – сказала Люси.

– Ладно, я завтра тебе еще позвоню, проверю, как у тебя дела, – пообещала Оливия. – А сегодня хватит уже отнимать у тебя свободное время.

– Ничего страшного. Тем более ради такого важного события в истории видов.

– Спасибо, что помогла мне оценить общую ситуацию, – сказала Оливия. – Масштабные вещи легко упустить из виду.

Они попрощались, и Люси отключила звук телефона. Они с Оливией все годы своей дружбы вели такие шутливые беседы, особенно когда происходило что-то эмоционально насыщенное, трудновоспринимаемое логически. Сейчас Люси осознавала, что известие о беременности Оливии вызвало в ней затаенную горечь, поскольку заставляло окончательно признать, что ей самой не придется испытать радостей материнства. От этой горечи защищала лишь смутная фантазия о ребенке от Нейтана, как будто возможность забеременеть от человека, который сейчас ее ненавидел, была менее достойна сожаления, чем возможность быть матерью-одиночкой с угрожающим диагнозом.

А кроме этого, если бы у нее был маленький ребенок, она вряд ли сейчас лежала бы в гамаке Хантера, хотя еще полгода назад она вообще не могла такого вообразить ни при каких обстоятельствах. Когда Люси только познакомилась с Хантером, то не испытывала к нему особого расположения из-за его чрезмерной обходительности, а когда начала на него работать, то и вовсе сочла его омерзительным. Только за ужином в ноябре, во время своего второго визита в Лондон, Хантер повел себя искренне и впервые произвел на Люси прекрасное впечатление именно потому, что не пытался его произвести. Она поняла, что его лихорадочный образ жизни вызван не только хроническим одиночеством, но и убеждением, что признание своих чувств подорвет его суперсилу, будто криптонит. Люси заметила, что явно ему нравится, но его относительная откровенность была ей покамест внове, поэтому она не стала говорить ему о своем диагнозе. После того ужина она стала чаще вспоминать о Хантере, иногда даже со смутно-эротическим любопытством, но тем не менее, отправляясь на биопсию, пометила свое отсутствие на рабочем месте просто как «больничный». Только когда Хантер неожиданно приехал в Хоуорт, все изменилось. Его обходительность сменилась заботливым участием. Профессиональная напористость оказалась отражением его эмоционального бесстрашия, а не его подменой, как поначалу думала Люси. Он окружил ее такой защитой, что она не просто почувствовала себя в безопасности, но и получила свободу ощущать опасность; если на Люси накатывали ужас и отчаяние (что иногда еще случалось), Хантер всегда отыскивал ее в тех жутких местах, куда ее увлекали страхи.