Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

Дом дышал покоем. Отчасти потому, что стоял на тихой улочке и за стеной не было шумных соседей; отчасти потому, что встревоженные пациенты приходили сюда, чтобы обрести покой в беседах с одним из родителей Оливии; но, на ее собственный взгляд, потому, что это был прекрасный семейный очаг. В ее самых первых воспоминаниях дом был местом, где была она, а когда ее родители умрут, то дом станет местом, где ее больше не будет, потому что ни она, ни Чарли не смогут содержать огромный особняк. Дом был идеален именно для их семьи из четырех человек, что придавало ему совершенную длительность и реалистичную непостоянность. В нем не было ни финансовой или сентиментальной обузы родового гнезда, ни необузданности внезапного подъема, раздела или упадка. До тех пор пока что-то не ломалось окончательно, ни Мартин, ни Лиззи не могли заставить себя заняться ремонтом. Дом был местом работы и радушного гостеприимства, но более всего домашним очагом семьи, почти родной для Оливии, которая к тому же подозревала, что именно поэтому привязана к нему больше всех.

Сегодня Люси делали фМРТ, чтобы узнать, операбельна ли опухоль. Во вчерашнем телефонном разговоре Люси так торопливо и настойчиво описывала, что с ней происходит, что Оливия ощутила болезненную неловкость. Люси никогда прежде не испытывала подобного страха. В общем-то, он был неудивителен, но позволял увидеть еще одну грань ее личности, посвященную исключительно борьбе со страхом. По рекомендации Эша Оливия начала читать «Нейроманию», отчасти для того, чтобы со знанием дела пытаться успокоить Люси, но еще и потому, что в последнее время заинтересовалась нейробиологией, яркие образы которой затмили двойную спираль ДНК и стали новой эмблемой неотразимой силы науки, раскрывающей тайны природы. И все же в статусе этих двух научных эмблем существовали значительные различия: в то время как структура ДНК представляла собой две спирали, скрученные в противоположном направлении и горизонтально скрепленные парами нуклеотидов, еще ни одному нейрохирургу не удалось без внушительной дозы псилоцибина вскрыть череп пациента и увидеть сияющее многоцветное изображение, генерируемое при функциональном нейровизуальном обследовании, часто воспроизводимое на обложках журналов и демонстрируемое на слайдах при чтении лекций на любую тему, от онкологии до импульсивного потребительского поведения. Поп-артовские картинки мозга придают наукообразия разговорам о насилии или о рекламе, о бессознательном восприятии или о политических пристрастиях, о болезни Альцгеймера или о сексуальном возбуждении. Эти образы получили такое широкое распространение, что вскоре студенты начнут требовать, чтобы ими сопровождали лекции о творчестве Джейн Остин, как требуют кетчупа, горчицы или майонеза в ларьке с хот-догами. Какая часть мозга озаряется, когда читатель впервые сталкивается с мистером Дарси и его одиозной гордыней? Допустимо ли, чтобы литературные критики игнорировали то, что происходит в миндалевидном теле читательского мозга, когда Элизабет Беннет отвергает его предложение руки и сердца? Любое исследование, если оно желает серьезно себя зарекомендовать, должно настоятельно нуждаться в нейровизуализации, такова общепризнанная истина [14] Парафраз знаменитого первого предложения из романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение»: «Холостяк, если он обладает солидным состоянием, должен настоятельно нуждаться в жене, такова общепризнанная истина» (перев. И. Гуровой). .

Но каков же истинный статус этих ярких разноцветных снимков? Если не считать ценной информации об анатомическом строении, восторг, вызванный наглядными образами мозга, дал толчок к непомерно преувеличенным предположениям о его работе, точнее, о том, что происходит в мозгу за определенным пределом сложности. Динамически замерялся контраст, зависящий от степени насыщения крови кислородом (BOLD-сигнал), и снимки отражали местную активность, основанную на статистических различиях BOLD-сигналов. Вот и все. А резолюция этих компьютерных моделей зависела от вокселей – трехмерного эквивалента пикселей. С человеческой точки зрения, воксель был крошечным, но с точки зрения нейрона выглядел лесом, где можно было невозбранно скрываться, а вовсе не тем уровнем, на котором можно представить синапсы, дендриты, аксоны и электрохимическую активность, не говоря уже о том, чтобы доказывать причины сложных психологических состояний. Для Люси, разумеется, важно было определить местоположение и размер опухоли. Было ясно, что эти снимки раскрывают кое-что о самом мозге, но далеко не ясно, в какой мере они способны раскрыть хоть что-то о разуме и личности. Мало того что мозг – это не разум, изображение мозга – это вовсе не мозг.