Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– Таблетки принимать тяжело, потому что из-за них я набираю вес и меня все время клонит в сон, – объяснил Себастьян, – а тот день был самым важным днем моей жизни, самым живым, а теперь, когда я перестаю принимать таблетки, все не так, как тогда. Все становится сумбурным и страшным, наверное, потому, что клозапин отнимает у меня силы. Запинай меня в клетку, запинай меня в угол, запинай пинками. Я называю клозапин Волшебником страны Озапин, потому что, когда приходишь туда, там все фальшивое, как Волшебник страны Оз. Просто обман и фокусы. Он тебя не вылечивает, а только обманывает и делает все фальшивым.

– Что ж, если ты согласишься, то мы попробуем разобраться, правда ли это, – предложил Мартин.

– Ага, это будет самый лучший фокус, – сказал Себастьян, как ребенок, создающий бесконечный регресс, задавая вопрос «почему» на каждый полученный ответ. – Те, кто говорит мне про правду, всегда стараются доказать, что у меня «глюки», поэтому их «правда» – это такой фокус, чтобы украсть у меня мою правду: я знаю, что разбил небо.

– Правда не может быть ложью, – возразил Мартин. – Эта позиция несостоятельна, и подобная логика порождает слово «глюки», но здесь нас не интересует подобная логика. Нас интересует символическая правда, которая помогает примирить все эти противоречия. Правда заключается в том, что именно в тот момент ты чувствовал: надо разбить небо, чтобы спасти себя и все остальное человечество, но правда и в том, что этот символический поступок был порожден предыдущими чувствами и ощущениями. Здесь мы не станем развенчивать твои «глюки», а постараемся понять твой символический язык и твою систему образов. Твой разум – это не широкая спокойная река, вьющаяся по равнинам, которая видна всем из окна самолета, а бурный горный поток, который скрывается под землей, а потом вырывается из склона в самом неожиданном месте, но это не значит, что его русло невозможно отследить и понять, почему он иногда уходит под землю, а потом опять появляется.

– Горный поток… – удовлетворенно повторил Себастьян. – Значит, я могу остаться?

– На сегодня наша беседа подошла к концу, но, по-моему, начало было очень плодотворным.

– А теперь, значит, пошел вон отсюда, – взволнованно и огорченно сказал Себастьян. – Ты – горный поток, вот и все, проваливай.

– Я тебя не гоню, – твердо возразил Мартин. – Наша беседа прошла очень успешно, поэтому тебе хочется ее продолжить, и мы ее обязательно продолжим, через неделю, в то же самое время.

– Через неделю? – в отчаянии повторил Себастьян. – А что я буду целую неделю делать со всеми этими мыслями?

Мартин быстро принял решение.

– Послушай, Себастьян, я понимаю, что для тебя это очень важно. Я очень хочу тебе помочь. Обычно я принимаю пациентов в другой клинике. Одна из моих пациенток как раз закончила курс анализа, поэтому у меня появилось окно по пятницам, без двадцати двенадцать, и я готов предложить его тебе. Так что у нас будет две встречи в неделю, и встречаться мы будем не здесь, а в другой клинике.

– Ага, значит, у вас была карта в рукаве, – сказал Себастьян. – Заныканная сигаретка. И со мной вы делиться не собирались.

– Окно появилось как раз на этой неделе, и мне лишь сейчас пришло в голову, что это время можно отдать тебе. Разумеется, бесплатно. В общем, подумай, хочешь ли ты этого.

– Хочу, – быстро сказал Себастьян. – А думать не хочу.

– Вот и славно. – Мартин улыбнулся и встал. – Тогда до встречи в пятницу, без двадцати двенадцать. Вот адрес.

Он взял визитную карточку с письменного стола и вручил ее Себастьяну.

Себастьян попрощался и, не оборачиваясь, замер на пороге.

– По-моему, вы добрый, – пробормотал он и вышел, не оглядываясь и не закрыв за собой дверь.

Завершив работу над книгой, Оливия чувствовала себя как в отпуске и теперь, впервые за долгое время, могла неторопливо и вдумчиво заняться выбором интересующих ее научно-исследовательских проектов. Она растянулась на кровати в своей спальне родительского особняка, а рядом на покрывале лежал раскрытый томик Салли Сэйтл «Нейромания» [13]. Она уже прочла его до половины, но решила отвлечься. Отвыкнув от экстравагантной роскоши ничегонеделания, Оливия разглядывала хорошо знакомые очертания крон, крыш и окон, на которые смотрела всю сознательную жизнь, в любое время года, из года в год. Сейчас последние осенние листья еще цеплялись за влажные ветви, а в окнах напротив зажигались огоньки.