— Ближе к делу, дядя, — оборвал его Тудор. — Как вы доказали, что тычки ворованные? Неужели поверили, что человек, который всю жизнь боролся с ворюгами, сам стал красть?
— Дай сказать, не перебивай, — сердито пристукнул Никанор кулаком по столу. — Знаете, сват Ферапонт, как объяснялся Георге: вроде и не поверить трудно, но с другой стороны… Помаленьку-то тащут из колхоза, то тут, то там какая-нибудь недостача.
Бостан нахмурился, посмотрел под ноги, потом сгреб в сторону посуду и разложил на скатерти тарелку, вилку, ножик, чуть подальше кусочек хлеба, салфетку развернул.
— Так мы на правлении сидели: это я, это председатель, перед ним протокол — вот, где горбушка. Здесь, слева, джут, уже смотанный, как сняли с лозы. — Никанор положил салфетку на пустую тарелку. — Сколько там его было, леший знает… Я к чему говорю? Мы хотели в своем кругу пожурить Георге, не ахти какой ущерб он нанес хозяйству, однако другим наука не помешает. Заседаем, все чин чином, вспомнили: нести в зал тычки или не надо? Председатель Тимофей Петрович говорит: «Как, товарищи, представим вещественное доказательство?» А мы… что мы знаем? То ли на правление нас собрали, то ли на товарищеский суд — ждем, как дальше дело пойдет. Встает Георге. «Нет нужды в доказательствах, — говорит, — я сам принес одну тычку. Плохо смотрели, не все выкопали».
Никто ничего не поймет. Я вообще-то сообразил, что к чему: перед правлением поговорил по душам с Ионом Мосором, он с утра по коридору слонялся, за свидетеля. Тогда Василий Иванович, парторг, вскочил: «Товарищ Кручяну, прошу без афронта!»
А если у Кручяну вся начинка из «принципов», как он смолчит? «Довожу до сведения присутствующих: подробности дела мне неизвестны, ездил в командировку, но комиссия, которая обыскивала двор, плохо справилась с работой. На моем винограднике еще остались такие тычки, прошу прийти и забрать все до единой. И в дальнейшем не поручайте обыск людям недобросовестным».
Выступает так Георге и машет тычкой, будто это он здесь музыку заказывает. Милиционер обиделся, встал, как-никак он лейтенант. «Если меня оскорбляют в присутствии ответственных лиц, я покину зал. У меня имеется доподлинное распоряжение!»
— Удивительно, как милиционер красиво выражается… — завороженно прошептал Ферапонт.
— Тогда Георге на лейтенанта набросился: «А пошел бы ты отсюда далеко-далеко, агитатор… Ты колхозник? Нет. Какое право имеешь тут находиться?» Василий Иванович, парторг, был недоволен: «Уважайте собрание, товарищ Кручяну, — и давай речь толкать: — Товарищи! Случай, который мы разбираем в такой нездоровой обстановке, когда обвиняемый…»
У нас сразу ушки на макушке: э-э, да он уже обвиняемый?
И Георге взвился: «Что?! Меня еще и обвинять? Да я вас под суд отдам! Заявились ко мне на огород без спросу, перевернули все вверх дном… Да вы хуже жандармов!»
Никанор запнулся, собираясь с мыслями:
— Не сойти мне с этого места, так и врезал. Мол, без разрешения незаконно… нет, без прокурорской санкции! — нашел он нужное слово. — А вот скажем, ты, Тудор, председатель… Что бы ты ему стал внушать?
Племянник пожал плечами: набил ему дядя оскомину своими вопросами.
— Как он с джутом-то выкрутился?
Никанор поднял белесые выпуклые глаза:
— Тебя джут интересует? Тогда ответь: приходишь домой, открываешь дверь… Хоп-ля, в сенях — парашют! Следом за тобой милиция, хвать за руку: «Дорогой, куда спрятал парашютиста?» Так и с этим джутом… Оказалось потом, это дети Георге удружили: пока родители ездили в Бельцы, младшие похозяйничали на винограднике, подвязали кусты паршивым джутом.
— Милое дело шпалера, сват Никанор, — мечтательно улыбнулся Ферапонт. — Ставишь шпалеру на четыре версты, тянешь проволоку… никаких тычек не надо! — я вжал голову в плечи: опять ляпнул невпопад? — Ф-фу, черт, куда подевались наши бабы? Ну, джут им в бок! Пойти на огород поискать… — покряхтывая и растирая кулаком поясницу, он заковылял к выходу: «Засиделся, бре, что ты скажешь…»
— Сват, — крикнул вдогонку Никанор, — гоните сюда этих гусынь! До второго потопа валандаться будем? — И быстро спросил племянника: — Слушай, пока никого… Только как на духу: правда, ты с невестой того… это самое?
— Что это самое? — жених сделал круглые глаза.
— Ну, болтают, вроде вы давно… это самое… уже и…
На пороге появилась мать с подносом, отчитывает Тудора, как неслуха:
— Опять начадил табачищем! Дышать нечем… Сколько можно просить? Иди лучше пригласи людей, пусть покушают…
Читать дальше