Эта женщина приворожила Игну. Она пела ее песню, песню о земле, которая не хочет оставаться бесплодной, о земле, жаждущей материнства. И как ни сопротивлялась Игна, сердце ее тянулось туда, куда вела песня.
Сыботин удивился, когда вместо сердитого сопения из уст жены полились звуки песни. Он не верил своим ушам, но Игна пела. Может, ей хотелось в песне излить свою муку. Казалось, ничто не могло заставить ее запеть на этом поле — после всего, что было пережито. А эта работница сумела найти дорогу к ее сердцу, растопить враждебность. Обе женщины садили виноград и пели. Сыботин, работавший между ними, почувствовал себя лишним, потихоньку отстал и перекинулся на другой ряд. Женщины теперь работали плечом к плечу и пели одну и ту же песню — о девушке, садившей виноград.
Когда сели обедать, Игна отломила огромный кусок подового хлеба, который она испекла утром, и подала работнице. Та сняла перчатки, и Игна увидела ее руки. Они были вовсе не такими, как она воображала. Ей почему-то казалось, что они должны быть с накрашенными ногтями, белые, холеные, не видевшие солнца. А на самом деле пальцы, хотя и тонкие, длинные, были обветренные, загрубелые. Она взяла хлеб не двумя пальчиками, а всей пятерней, по-рабочему. Не стала отрезать ножом тоненькие ломтики, а по-деревенски отломила кусок и послала в рот.
— Когда я езжу в деревню, бабушка всегда мне печет подовый хлеб.
Игна совсем оттаяла.
— Значит, песня, которую ты пела, не с неба упала, а вылилась из сердца. Есть в тебе много нашего, деревенского, потому ты так быстро…
Рабочие и крестьяне уселись вперемежку на траве двумя длинными — ни конца, ни края — рядами. Из заводской столовой привезли целую машину всякой снеди. Орешчане тоже не ударили в грязь лицом. На одной из машин стояла бочка вина, из которой бай Дафин и другие бывалые виночерпии непрерывно цедили вино в графины, бутыли, кружки, обнося им по очереди всех обедающих.
На центральном месте сидели руководители кооператива и завода.
В самый разгар пиршества вдруг раздался голос учительницы Мары:
— Становитесь, дети! Внимание! Приготовились! — и учительница пропела начало песни. Дети дружно подхватили, и пошло: одна песня сменяла другую.
— Слышали? — сказала Игна. — Учительница наша запела! — И объяснила работнице: — Та самая, что троих дядей убило током в день свадьбы. Наконец-то мы услыхали ее голос!
Лицо Игны пылало, но не от палящего солнца, а от того, что еще одна страдалица стряхнула с себя в этот день печаль-тоску.
Потом говорили председатель, Туча. В душу Игны — неизвестно почему — запали слова инженера:
— Этот день, товарищи, мы запомним надолго, как день большого перелома и для нас, и для вас. Наконец-то мы подали друг другу руки, как братья. Не за ваш счет мы будем расти, и вы должны искать выход не во вражде с нами. Много мы тут дров наломали, а теперь пришло время во всем разобраться, исправить все ошибки.
Послышались одобрительные возгласы. Кто-то захлопал. Игна приподнялась, чтобы лучше видеть инженера. Ей было видно только его прямую, статную фигуру. Он стоял несокрушимо, прочно, как железный столб, время от времени подкрепляя свои слова энергичным взмахом руки, а над его головой, словно облако дыма, вился черный чуб. Лицо его горело, светилось, как расплавленное железо.
— После всего, что было, теперь, наконец, мы можем сказать, что стоим на твердых ногах. Завод расправил плечи и может подать руку селу Орешец, он поможет ему поскорее преобразиться в новый, рабочий поселок, а затем и в город.
Отдельные хлопки, которые несмело раздавались там и тут, перешли в дружные аплодисменты, заглушившие звон бокалов.
— Когда-то Перник был селом, а теперь стал городом шахтеров. Селом был и Мадан, а сейчас это город металлургов. Рудозема вовсе не было на карте, а ныне все знают, что это современный поселок городского типа с кинотеатрами, люминесцентным освещением…
Опять его речь прервали аплодисменты. Крестьяне хлопали горячо, от души. Игна стояла на коленях и через голову работницы смотрела на инженера. Ей казалось, что он не говорит, а поет какую-то новую, берущую за сердце песню.
— Я не из тех, кто любит обещать золотые горы. Да и говорить много тут нечего. Мы, рабочие, привыкли убеждать делами. Есть определенная линия, путь, который наметила партия. Наш с вами поезд стоит на этом пути и непременно прибудет по назначению.
— Важно, чтобы расписание было правильное! — выкрикнул бай Дафин и от волнения расплескал вино на железнодорожную форму.
Читать дальше