Стоян Даскалов - Цветины луга

Теперь она была внутри, в самом сердце строящегося великана, и видела воочию, как он уже сейчас поглощал сотни людей, превращая их в механизмы. А дальше что? Ему уже мало будет одного села Орешец, его ненасытное чрево проглотит все вокруг. А люди? В них не останется ничего крестьянского, это будут совсем другие люди. Взять тех, кто уже сейчас работает на стройке. Сердца их загрубели, очерствели, как и лица. Она боялась за Сыботина. Боялась, что ей придется жить с машиной, автоматом…

Пока Игна бродила по стройке, наступил обеденный перерыв. И перерыв-то у них начинался не по-человечески: вдруг завыла сирена, как во время войны, того и гляди, налетят самолеты и начнут сбрасывать атомные бомбы. Игна чуть не пустилась наутек… Тишины, сельской тишины здесь не найдешь! Здесь даже солнце какое-то запыленное, тусклое, нечистое.

«И как только здесь люди живут? Эх, Сыби, Сыби!»

Она вдруг потеряла мужа из виду. Люди, множество людей залило заводской двор. Они спустились с лесов, башенных кранов, столбов, вынырнули из цехов — вокруг нее бурлила, плескалась грязно-синяя толпа. Рокот машин затих, но в ушах у нее все еще гудело. Рабочие, отделившиеся от машин, снова обрели дар речи. Гул машин сменился гамом голосов.

— Эй, Лачко! Здорово! Привет! — слышалось отовсюду.

Люди оживали и, весело переговариваясь, сливались в синие ручьи, которые текли в сторону магазинов и столовой.

Игна сновала в толпе, оборачивалась во все стороны, но Сыботина нигде не было.

— Эй, товарищ! — раздался рядом чей-то знакомый голос.

Она обернулась и увидела перед собой смеющееся женское лицо. Странное дело: в этом лице было что-то знакомое, но Игна никак не могла вспомнить, кто эта женщина.

— Не узнаете? — женщина только что вымыла лицо под краном и вытиралась полотенцем. — Нас, действительно, здесь узнать нельзя.

И только когда она вытерлась, расчесала сбившиеся под косынкой волосы, Игна радостно воскликнула:

— А-а!

Железные шарики снова стали глазами. В них искрилось солнце, зеленела трава. Лицо женщины золотилось персиковым пушком.

— Ты та, что пела на посадке винограда?

— Та самая! Здравствуйте! — крановщица, сунув перчатки в карман комбинезона, дружески пожала ей руку.

— Лидия! Пошли! — звали ее проходившие мимо мужчины, но она махала рукой:

— Идите, идите!

— Лидия, пойдем! — тянули ее девушки, а она только знай отмахивалась и не трогалась с места.

Две женщины, которых, казалось, ничто не связывало, которым нечего было сказать друг другу, стояли, не трогаясь с места.

— Иди обедай! Здесь ведь не село, где когда вздумается можешь заглянуть в кастрюлю — всегда что-нибудь да найдется. А тут, у вас, раз опоздал, кончено.

— Ничего страшного. Есть магазины, ларьки. Да у нас всегда что-нибудь есть про запас. А ты что здесь делаешь?

— Да вот мужа проворонила. Вроде был тут, а не углядела, куда делся. Пока надумала окликнуть, его и след простыл. А он и не знает, что я здесь.

— Небось, пришла проверять? — рассмеялась Лидия.

— И не думала! Работаем недалеко отсюда, в саду, вот я и решила прийти проведать.

— Ну, как, нравится тебе здесь? — испытующе посмотрела на нее Лидия. — Это тебе не деревня.

Игна только вздохнула. Она чувствовала себя виноватой перед этой женщиной. Думала о ней невесть что, а она, оказывается, не такая. Была бы какая верченая, разве стала б так разговаривать. Игна чуяла в ней крестьянскую жилку и решила выложить ей всю правду, как есть.

— Конечно, не деревня, — это ты верно сказала. Закваска у тебя деревенская, вот ты и угадала. С тех пор, как начали строить этот завод, мой не дает мне житья, перетянуть сюда хочет. Не я так его распушила, что теперь уже не смеет и пикнуть. Только вот и девчонке голову заморочил. Бредит заводом. Закончу, говорит, школу и пойду на завод к отцу. Никакого сладу с ней нет. Убегу, мол, к отцу, там тоже есть школа. Одна из нашего села уже переехала — жена Тучи.

Лидия кивнула головой.

— Переезжай и ты, что тут думать? Чем раньше, тем лучше.

— Просто не знаю, дорогая, что тебе сказать, только, кажется, я буду последней. Чудно́ мне, как вы можете здесь жить! Я тут с ума сойду!

— Сначала будет трудно, потом привыкнешь!

— Ни за что! Так скажу сегодня и моему Сыботину. Пусть оставит меня в покое. Не выйдет из меня работницы.

— Многие так говорили, а теперь хоть и выгоняй — так не уйдут.

— Знаю. Зарабатываете вы здесь хорошо, но разве ж это жизнь! Я своему мужу, когда приносит получку, всегда говорю, что деньги эти грязные.