Стоян Даскалов - Цветины луга

— Что ты делаешь? Болгарию мараешь! Это же карта Болгарии!

— Это старая Болгария… На ней нет нового завода! — Парень, как ни в чем не бывало, отстранил ее, снял карту, а на ее место повесил свой замасленный комбинезон.

Маре стало плохо, она пошатнулась.

— Это же директорша, идол ты окаянный! — подбежала Дина, ухватилась за койку и стала тащить ее в коридор.

— Слушай, тетка, не тронь кровать, а то… — окрысился на нее один из парней.

Дина попятилась.

— У-у, чтоб тебе пусто было! Ишь, племянничек отыскался. Хуже бандита!

— Дина, иди сюда, перестань с ними разговаривать, — сказала Мара, лицо которой потемнело от обиды и гнева. Ей было так больно, будто это бывший ученик толкнул ее. Спотыкаясь, как слепая, двинулась она к двери. Дина пошла было следом, но на пороге остановилась и, обернувшись назад, погрозила рабочим кулаком:

— Ну, будет вам! Убирайтесь отсюда, пока не поздно, а не то бабы вас повыкидывают со всеми шмотками! Это вам не Цветины луга, и не кладбище! Выметайтесь, пока живы, а то мы вас!..

Мара пошла прямо в правление кооператива. Мужа там не было. Он уехал в горы, на ферму. На новом месте начал болеть скот, начался падеж овец. Чабаны были правы, но никто тогда их не послушался, а теперь снова придется отвечать им да председателю.

Мара попыталась связаться по телефону с Слынчевым, но его нигде не было. Тогда она в двух словах рассказала секретарше о случившемся и попросила поставить в известность секретаря.

— Это же вандализм! Только фашисты превращали школы в конюшни да в застенки!

Секретарша только сказала:

— Да, да, поняла! Я ему передам!

Куда же податься теперь? К кому обратиться за помощью? К мужу? И Мара попросила немедленно послать за ним.

Пока она ждала мужа, еще несколько машин пронеслось к школе. Школьный двор кишел людьми. Одни разгружали материалы, другие складывали их в кучи.

Когда приехал Дянко, Мара уже оправилась от первого потрясения, к ней вернулись самообладание и твердость.

— Иди, посмотри, что сделали со школой!

— Да я видел! Только что проезжал мимо и видел!

— А в здание заходил? — спросила Мара, удивляясь его спокойствию.

— Заходил. Устроили общежитие для рабочих.

Он устало опустился на стул.

— Что же делать? Я пыталась связаться с Солнышком, но в комитете его нет. И никто не знает, когда вернется.

Дянко видел, что она вне себя от гнева: глаза горят, говорит сбивчиво, — и вспомнил, как раньше сам переживал и возмущался, как боролся за каждый клочок земли, который завод отбирал у кооператива. Тогда он волновался больше Мары. После каждой схватки с начальством возвращался домой разбитый, с израненной душой, потом постепенно стал переносить удары все легче и легче, пока, наконец, перестал их ощущать вовсе.

— Прошу тебя, позвони главному инженеру, — попросила Мара мужа. Она смотрела на него умоляющим взглядом, в котором светилась надежда, что Дянко поможет.

Но он не дотронулся до телефона.

— Ну, что же ты! Надо действовать, пока не заняли всю школу. Потом будет поздно!

— А что, по-твоему, может сделать главный инженер?

— Прекратит это безобразие! Это же его рабочие. Они его послушают!

Дянко было известно, что главный инженер и Солнышко давно на ножах, а после пожара они просто видеть не могли друг друга. Солнышко сваливал всю вину на главного инженера и требовал его увольнения. А главный инженер открыто критиковал грубые методы руководства, заявлял, что секретарь не столько помогает, сколько тормозит строительство завода. Он ставил вопрос ребром: «Или я, или он». После пожара ездил в Софию в Центральный комитет. Что ему сказали в ЦК, Дянко не знал, но был уверен, что он ничего не добьется. Слынчев пользуется доверием руководителей и потому делает, что хочет. Уж если возьмет кого на мушку, пощады не жди. Дянко был рад, что ему удалось отделаться так легко, и ему вовсе не хотелось снова совать голову в петлю, тем более, что положение инженера на заводе, насколько он знал, было шатким.

— Неужели ты не понимаешь, что здесь командует Слынчев? Ведь строители заняли школу не самовольно, а по указанию.

— Я знаю, что на такое способен только Слынчев, но ведь главный инженер может отменить это глупое распоряжение.

— Может, ему и хотелось бы, да только вряд ли он решится на это. Ему сейчас не до этого, у него своих неприятностей хоть отбавляй.

— А почему бы не допустить обратное, что главный инженер скажет: «Ах, так? Очень хорошо! Этого мне и надо!». И тут же сообщит обо всем в ЦК.