Стоян Даскалов - Цветины луга

— Ого-о! Как теленок!

— Так оно наш и был такой, а может и больше.

— Ну, и что, поймали вы его?

— Подождите, я еще не рассказал про Орехово. Было мне столько лет, как вам сейчас, совсем пацаном был, первый раз иду в Орехово. Отец мне объяснил все чин чином. «Там возле сапожной мастерской будет мастерская жестянщика, а возле нее — парикмахерская, а за ней будет улочка с разными лавками, и там на углу спросишь, где торгует Станко. У этого Станко и возьмешь крючки на сома. Он там один, его все знают».

— Ну, дал он тебе крючки? — сгорая от нетерпения забегали вперед дети.

— Дать-то дал, да только и морока же была, пока я его нашел. Весь город исколесил! А все потому, что не с той стороны в город вошел, не с той улицы. Нашел наконец его лавку, а Станко нет — на речку подался сомов ловить. Аж вечером купил я крючки и что было духу ударил обратно, сюда, на Тонкоструец. Прибегаю, отец сидит, ждет.

«Где ты так долго ходишь сынок? Да ты знаешь, он, стервец, на самой мели околачивается. Прямо перед глазами туды-сюды шляется, я чуть не лопнул от злости!»

— Кто шляется — ваш отец?

— Да нет же! Сом. Барахтается в воде, словно говорит: «Ну, давайте, ловите! Где же ваши крючки?» И смеется. Первый раз я видел, чтобы сом смеялся. Да это не сом, а целый боров, в спине пяди четыре будет, можно смело седлать вместо лошади.

— Ну, а дальше что? Поймали вы его или нет?

— Погоди, все расскажу… Эй, кажись клюет!

Бай Дафин вскочил с места и бросился к удочке, а дети гурьбой за ним. На крючке ничего не было, какая-то рыба стащила приманку. Бай Дафин насадил нового червяка и снова отошел с детьми в тень.

— Привязали мы к удочкам крючки, насадили наживу и ждем. Проходит час, два, месяц зашел, звезды начали гаснуть, а сома того нет как нет. Меня стало клонить ко сну. Сижу, клюю носом, вот-вот в воду бултыхнусь. «Иди-ка, сынок, поспи! — говорит отец, бросив на траву свою одежонку. — А как сом появится, я тебя разбужу». «Нет, — говорю я, — не лягу. Хочу видеть, как он появится». А глаза совсем слипаются, и как я ни противился, но таки одолел меня сон. Повалился я на траву и заснул. Долго ль спал или нет — не скажу, только вдруг сквозь сон мне привиделось будто что-то сверкнуло перед глазами. «Сом!» — вскричал я и подхватился. А уже начало светать. Смотрю, отец рукой машет: иди, мол, скорее! Я к нему, а он ухватился за удочку обеими руками и кричит: «Хватайся и дергай! Дергай изо всех сил!». Тянем вдвоем, а вытащить не можем. Это же страшное дело, такая громадина! Тут трактор надо! Это чудовище, пожалуй, сильнее трактора тянет. Не меньше пяти десятков лошадиных сил в нем было!

— Ого! — вырвалось у кого-то из ребят.

— Да, вот такое дело!.. Отец, пусть земля ему будет пухом, кричит: «Держи, только покрепче!», а сам одной рукой вцепился в удилище, а другой подтягивает к себе леску. Держится за леску, как за провод, и идет все дальше и дальше в воду. Да как бросится на сома! Ухватил его за жабры, тому деваться некуда. У каждого живого существа есть свое слабое место.

— Меня если кто пощекочет, умру! — отозвался кто-то из слушателей.

— Вот, вот… А у сома вся загвоздка в жабрах. Отец решил взять его живым. Только бросился ему на спину и ухватился за ус, а он как встанет на дыбы да как сиганет в водоворот… Утащил и удочку, и отца!.. Уж где он его таскал, по каким ямам волочил — не знаю. Нашли отца аж на Плесском броде. Рыбы ему и нос погрызли, и уши, но еще дышал. Весь день рвало его водой с илом, а к вечеру весь посинел, почернел, стал что твой сом, да и умер, бедняга.

Бай Дафин умолк. Молчали и дети. Потом один из них не выдержал и спросил:

— А как же сом?

— Сом тот еще жив, все еще где-то здесь шастает! Вот его-то я и подстерегаю. Только не с такими крючками и удочками, как раньше, а с бамбуком и нейлоном. Только бы клюнул — мой будет! Поймаю, распорю брюхо, разрублю на куски и раздам, чтобы каждый мог сказать: «Царство небесное деду Косто! Из-за этого проклятого сома гниют его кости в земле!»

— Так этому сому сейчас, наверное, сто лет?!

Бай Дафин закивал головой.

— Не меньше ста! Третьего дня, когда проходил товарный поезд, что-то бултыхалось в омуте, расплескало воду на оба берега. Словно атомная бомба ахнула в омут. Но опять-таки — поезд не бросишь, не побежишь! Флажком-то помахать надо. А когда побежал к реке, гляжу — только слабые круги расходятся по воде, по краям омута — пена, как у бешеной собаки возле пасти, да посередине вода малость мутновата. А сома — и след простыл, кто знает, в какую дыру забился, окаянный!