Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Наряду с любостяжанием, со скупостью, жадностью, с соблазнами присвоения чужого, вызываемыми орудиями материальной культуры, появляется греховность и в обладании внутренним орудием – словом. С изобретением слова изменение в ощущении «моего» произошло и в области чисто психической. Первичное докультурное телепатическое общение было лишено лжи. Но совсем иное находим мы в искусственном общении при помощи речи. Образы, замененные словесным кодом, непосредственно не воспринимаются слушателем; общее состояние психики агента перципиенту неизвестно во время беседы. В силу этого изобретение речи, дав человеку огромные преимущества для сношения, в то же время как бы отгородило его психически от своих ближних. Мысли при общении исключительно стали «моими». И, подобно тому, как «мои» материальные орудия в поврежденной душе вызвали любостяжание, жадность, зависть, воровство, грабеж, так и орудие мысли – «мое» слово привело ко лжи, к обману, лести, хитрости, вероломству.

Однако, развивавшийся параллельно прогрессу материальной культуры анамнезис утерянного в грехопадении божественного добра дает человеку силы для борьбы с этой греховностью. Подобно тому, как разум творит идеи и типы утерянной истины, как искусство творит идеи и типы красоты, так и нравственное чувство в идеях и типах долженствования творит образцы утерянного высшего добра.

Таким образом, – бороться с грехом и творить добро не есть просто действие, a творческий акт. Ощущаемая от содеянного добра радость – есть радость творчества, как в других областях духовной культуры. Эта радость присутствует при вдохновениях разума, когда он в своих исканиях приближается к частичному познанию истины; эта радость обнаруживается при вдохновенном творчестве, когда оно прикасается к вечной красоте; та же радость сопутствует благостному порыву души в деянии доброго, при устремлении к идеалу добра.

Подобно идеям прекрасного нравственные идеи не представляют собой результата логического абстрагирования. Однако, каждая нравственная идея есть не простое частное определение поведения, а некоторое образное отвлечение, какое существует в искусстве и в религии. Этика имеет свои типы нравственного и свои идеи о нравственном, которые и приводят человека к непосредственному соприкосновению с добром. Что касается типов нравственного, то они служат образцами поведения, как например, жития святых, поступки добродетельных людей. Все эти этические типы вполне соответствуют типам в искусстве: хотя каждый из них представляет собой частный случай, однако во всех них должны присутствовать существенные для нравственной оценки признаки. Что же касается нравственных идей, то в них также всегда обязателен элемент существенно-общего. Действительная нравственная идея не может быть логически точно определена: она варьируется в каждом данном случае как равнодействующая духовной реакции человека на те или иные события. В силу этого, как часто случается в практической жизни, люди с ограниченным кругом нравственных идей и типов бывают обычно узкими ригористами; ограниченные нравственные идеи принимают у них характер логических схем, от которых они не отступают ни в каком случае. Как в искусстве, так и в области нравственного человек совершенствуется, расширяя свой кругозор и разнообразя свои искания красоты и добра. Чем больше типов нравственного и чем больше нравственных идей приобретается человеком, тем больше он развит этически и тем полнее прикасается к высшему добру, особенно в сочетании с красотой и истиной. Эстетическое познание полнее, когда сочетается с стремлением к добру и истине. И, в свою очередь, познаваемое в нравственных идеалах добро становится ценнее в соединении с идеями красоты и истины. Поэтому человек, стремящийся к благостному мироощущению, не может удовлетвориться какой-либо одной стороной познания; не задумываясь над загадками бытия, он не может получить полной радости от своего нравственного поступка; равнодушный к нравственным нормам, он испытывает в своем восторге перед произведением искусства не все то, что искусство дает в своей глубине; не веруя в Бога, он может совершать добрые дела и ценить красоту, – но все это не всколыхнет его души до самого дна. Все истинно-прекрасное божественно. Все божественное – нравственно. Все нравственное – прекрасно. И эта связь священна и полна потому, что осуществляется в Боге.

Чем же божественным созидаются все наши порывы к познанию? В чем источник философского, художественного и нравственного творчества?