Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Высший христианский атрибут Божества это – любовь. И она именно – основная творческая духовная сила всего сущего. Она не только руководит нравственной стороной нашей жизни, но охватывает собой все области духа. Увлекаемый любовью к миру, разум стремится к познанию истины; направляемое ею чувство прекрасного ведет к познанию красоты; движимое ею наше нравственное и религиозное сознание приводят к познанию добра и возвращаются к своему первоисточнику, к Богу.

Различные виды творчества во всех сторонах духовной культуры в той или иной степени сопровождаются вдохновением, имеющим в корне любовь к творимому образу. Там, где вдохновение отсутствует, отсутствует и любовь, и творчество превращается в ремесло, и в душе чутко воспринимающего перципиента такое произведение не находит эстетического, нравственного и философского отклика. Даже низшая сторона мышления – рассудок, в сфере своей науки и техники, проявляет любовь к изучаемому объекту в любознательности, в склонности к любимым занятиям. И только чрезмерная дифференциация науки и техники угашает этот элемент любви, превращает ученого и техника в моторизованного рабочего, служащего придатком к машине или к своему инструменту.

Но если любовь сопутствует разуму в его поисках истины, сопровождает художественное творчество в поисках красоты, то особенно ярко обнаруживается ее присутствие в исканиях правды, в стремлении к познанию высшего добра.

С любовью, как сопутствующим элементом познания, мы нередко встречаемся в истории философии. В своем учении об идеях Платон придал эросу, то есть любви, при восприятии прекрасного гносеологический смысл. Согласно Спинозе, человеческое мышление, возвышаясь до истинного, адекватного познания вещей в их божественной сущности, создает высшую добродетель «интеллектуальную любовь к Богу».

Обычно считается, что действительное познание – прерогатива одного только мышления. Между тем, гносеология, основанная на любви, дает возможность решать те проблемы бытия, которые мышление само по себе не в состоянии преодолеть. Познавательная сущность любви опровергает все иллюзионистские философские представления, согласно которым окружающий мир нереален и является одной только фикцией. В любви познающий субъект выходит за пределы своего «я», он ощущает существование чего-то вне его, чего-то недостающего и таким образом утверждает реальность бытия познаваемого объекта. Точно также гносеология любви может решить вопрос о солипсизме, что недоступно доказательству при помощи мышления. Любовь уничтожает пропасть между одушевленностью человека и одушевленностью его ближних.

Наконец, сюда же нужно отнести и проблему о болезненном состоянии сознания в различных формах эгоцентризма, когда в психике субъекта оскудевает его основная движущая сила – любовь и когда человек неестественно ставит себя в центр всего мира. В слабых видах эгоцентризма проявляются только самодовольство, самолюбование, практический и идейный эгоизм. Но в крайних своих состояниях эгоцентризм отсутствием любви окончательно умерщвляет душу. В предельных проявлениях эгоцентризма у человека вместе с любовью исчезают все основы культурного восприятия и культурного творчества: все, что он продолжает осуществлять во всех этих областях, лишено истинного интереса, вдохновения, пафоса; настоящего глубинного восприятия прекрасного и доброго он не испытывает, заменяя все это высказываниями формального эстета или утверждениями утилитаристического моралиста. Становясь в центр вселенной, он заменяет собой Бога. Но вокруг подобного бога вместо живой одухотворенной вселенной простираются мрак и пустота небытия.

И именно в этом явлении – опасность нашего века.

Перейдем, наконец, к той области духа, в которой обнаруживается высший провиденциальный смысл всей культуры человечества, – к религии.

Всеобщность и неистребимость религиозного чувства во все времена и у всех народов – факт неопровержимый. Погибли многие древние цивилизации со своей мало известной нам жизнью; но под надгробными наносами многовековых ветров обнажают лопата и кирка археолога остатки погибшей культуры, – и одними из первых возвращаются к свету современного солнца и храмы, и капища, и изображения богов.

И в наше время – в каких отдаленных диких местах ни останавливается пытливый взор этнолога на жизни примитивных народов, везде видит он фетишиста, благоговейно чтущего свой священный предмет; или анимиста, поклоняющегося духам рек, морей и лесов; или политеиста, олицетворяющего в богах силы природы и качества самого человека.