Стоян Даскалов - Огненные зори

«Чуть не попался», — подумал он. Переждав, пока пройдут патрули, он перебежал улицу и устремился за город, к полю. Временами раздавались выстрелы, последние выстрелы отступающих повстанцев. Каратели врывались в дома, убивали людей. Вспыхнули дома повстанцев, ночь наполнилась криками матерей и детей. А казначей тащил ранец и кряхтел под тяжестью груза. Лямки врезались в плечо. Кольо перекидывал ранец с одного плеча на другое, но это помогало не надолго, он садился, отдыхал и снова шел дальше. Путь до границы был для него самым настоящим мучением.

«Дрожи тут над грошом, а там, в городе, сейчас грабят, жгут, убивают, не зная ни стыда, ни совести, превращают наши дома в пепелища».

Поднявшись на гору, Кольо увидел огни подожженных селений.

— В этом огне сгорят наши враги! — уверенно произнес Тенекеджия, переступая границу. — Мы победим.

И эхо повторило эти слова.

Под тревожный перестук колес воинского эшелона, уносившего Моно и других солдат в неизвестном им пока направлении, Моно вспоминал недавний отпуск, проведенный в родном селе. Отец был тогда расстроен — в село только что пришла весть об убийстве Стамболийского. И это вызвало у крестьян глухой протест. А мы-то спорили, ссорились, кому доверить управление селом, создавали коммуны, местные органы управления, и вот тебе на — заговорщики обставили нас. Моно сам видел, как гоняли по селу бывшего кмета-земледельца. Помнил он, как в село приезжал Георгий Димитров, беседовал с крестьянами в кофейне и едва успел скрыться от полиции. Видно, и коммунисты были не в почете у заговорщиков. Вот в такой тревожной обстановке и прошел отпуск Моно.

В казарму он вернулся с тяжелым сердцем. Летом по вратчанской казарме разнесся слух, что готовится восстание. Солдаты, собираясь после занятий, говорили об одном — что делать, если однажды ночью повстанцы нахлынут в казарму. Ответа на этот вопрос никто не находил. Называли имя человека, который прямо говорил, что им делать. Это был Гаврил Генов. Но Моно не видел и не слышал его.

После поражения Болгарии в минувшей войне боевой дух в армии был не высок, да и армия значительно сократилась по численности. Многие офицеры бросили службу и подыскали себе другие занятия, а те, что остались, не отличались особой приверженностью к монархии. Среди офицеров стали встречаться люди с прогрессивными взглядами, хорошо обращавшиеся с рядовыми солдатами. Моно ожидал поэтому, что при первых же выстрелах повстанцев, кто бы ни стоял на посту у входа в казарму, пропустит их и никто не окажет сопротивления, когда повстанцы захватят на складах оружие.

Но однажды ночью вместо повстанцев в казарму ворвались какие-то люди в штатском. Они подняли солдат по тревоге — и на поезд. Куда повезут — не сказали. Лишь когда эшелон тронулся, пришел какой-то капитан и заявил:

— Я капитан Попов. Принял командование ротой. Против царя и отечества поднят бунт. Вы давали присягу. Настал час выполнить ее. Восстание должно быть подавлено.

«Ура», как перед атакой, никто не крикнул. Все молча стояли на открытой платформе. Эшелон двигался медленно: видно, начальство опасалось засады повстанцев. До Малобабино все шло благополучно, но за большим поворотом, у высотки близ луга у Лиляче, за которым показалась паровая мельница, паровоз неожиданно сбавил ход и остановился.

— Пути повреждены! — послышалось с передней платформы. Несколько солдат с винтовками в руках соскочили и залегли на лугу по обеим сторонам линии.

Повстанцы разобрали метров двадцать рельсов и побросали их в кюветы, а потом, решив видно, что дело сделано, ушли, не оставив засады. Путь был восстановлен. Повстанцы, наверно, были уверены, что подкрепления местному гарнизону из Врацы уже не пройдут. «Какая наивность, — размышлял Моно. — Забыли, что такое армия, а ведь сами недавно служили в ней». Моно был недоволен беспечностью повстанцев, но все же его не покидала мысль, что эшелон подвергнется нападению. Состав медленно подходил к станции. Орудия и пулеметы на платформах были изготовлены к стрельбе.

Моно нервничал. «Что же теперь будет?» Из кукурузы у станции прогремели залпы повстанцев по эшелону.

— Огонь! — приказал капитан Попов.

Влево и вправо потоком свинца понеслись ответные залпы залегших на платформах солдат. Пули срезали стебли кукурузы, и те валились как подкошенные. Падали так же и повстанцы, сраженные пулями, кто — Моно не видел. Хотелось увидеть хотя бы одного. Похож ли он на отца? Эта мысль не давала Моно покоя. И он сам, и его отец были родом не из этих краев. Если даже отец поднялся с оружием в руках, он где-то там, на равнине. Бой разгорелся здесь потому, что этот город находился в руках повстанцев, а из сел на подмогу им шли вереницы людей. Густой едкий дым окутал эшелон, и сквозь клубы этого дыма в сторону города неслась лавина пулеметного огня. Но в кого же стреляли солдаты? Как были вооружены те, кто поднял красное знамя восстания?