Стоян Даскалов - Огненные зори

— Вратчанин тот, которого вы нашли тогда убитым у орудия, не враг! Этот парнишка отказался стрелять в нас. Я свидетель.

И стали узнавать, кто этот вратчанин, из какого села. Отец его погиб после разгрома восстания, но в селе не могли признать героем человека, у которого сын — предатель. А теперь, когда открылась правда, прах вратчанина перенесли в братскую могилу и золотыми буквами дописали в списке героев имена павших — отца и сына.

Маленький, щупленький румынский солдат не мог стерпеть зверских побоев, нанесенных ему поручиком перед всем строем. Когда-то, ребенком, его били родители, потом бил помещик, у которого он служил батраком, били в казарме. Вот и сейчас, во время войны, хоть и старался он не тратить патроны впустую, его избил ротный. На глазах всей роты шашкой сбил на землю и пинал ногами, как нашкодившего пса, не позволяя даже стонать от боли. Застонет — град ударов еще сильнее. И все из-за ломтика хлеба: он осмелился взять его без спросу с офицерского стола. Офицер жестоко избил его и оставил полумертвого лежать на земле. Придя в сознание, Флоро — так звали солдата — поклялся отомстить извергу. Когда их подняли в атаку возле Дуная, Флоро прицелился в пухлый, как пропеченный каравай, затылок офицера и в трескотне выстрелов послал в него пулю. Этого никто не видел, но Флоро, пробежав немного вперед в атакующей цепи, свернул в заросли вербы. За ночь он благополучно добрался до берега Дуная, бросил винтовку в воду, опасаясь, что по номеру могут узнать, кому она принадлежит. Потом, не раздеваясь, бросился в воду и поплыл к болгарскому берегу. Румынские пограничники, заметив его, открыли стрельбу, но Флоро удалось уйти. Утром болгарские пограничники нашли его в камышах. Он лежал неподвижно, сжавшись в комок.

— Кто ты? — спросил один из пограничников по-румынски, увидев на Флоро солдатскую форму.

— Я Флоро Еминеску, — испуганно сознался солдат. — Не вернете меня, правда? Лучше убейте, но только не возвращайте!

— Не бойся, идем с нами… — И Флоро отвели на заставу. Там он рассказал, что с ним произошло.

Близился конец войны. Флоро не вернули, разрешили жить в нашей стране. Он поселился в Цубрице. Болгары называли его Цвятко Румын. Был он человек кроткий, робкий, молчаливый. Женился на болгарке, потерявшей мужа в годы войны. Оба батрачили, так как земли у жены не было. В Румынии он был батраком, батраком остался и в Болгарии. Шипровы, на мельнице которых Флоро работал последнее время, остерегались румына.

— Этому мамалыжнику верить нельзя, — говорил хозяин. И Флоро слышал, с каким презрением старуха Шипрова шептала снохе:

— Этот влах не в своем уме! Плесни ему болтушки с луком, пускай лопает. Так и зыркает направо-налево!

Все знали историю Флоро и расспрашивали, как это произошло. Он виновато улыбался и отвечал, коверкая слова: «По осыбке…» И люди снисходительно махали рукой? «Война, мол…» Но при этом перешептывались: «Как это он, такой забитый, осмелился поднять руку на поручика?» Когда работали у Дуная, пока другие полдничали под деревом или холстиной, Флоро уходил к реке и подолгу смотрел, как она несет свои воды. В мыслях он был на другом берегу. Что там произошло после войны? Расстреляют его, если вернется, или простят? Вербы манили, но Флоро только вздыхал. Он изнывал от тоски, а поделиться печалью было не с кем, и, чтобы полегчало, он во весь голос начинал кричать на родном языке. Потом выжидал и, не получив ответа, ругался по-румынски. Как хотелось передать на родную землю, что беднота здесь не покоряется. Здесь, хоть и батрачат, не надеются чудом разбогатеть, понимают, что к чему. Прошлое представлялось ему безвозвратно канувшим в вечность. Флоро пытался с кем-нибудь из здешних людей сблизиться, но не мог. Он убил ненавистного ему человека, и это убийство отделяло его от людей с чистой рабочей совестью. Перед глазами Флоро всегда стоял тот озверевший от злобы помещичий сын, что повалил его на землю и пинал сапогами. Он мешал ему вернуться назад, мешал сблизиться с пробуждающейся болгарской беднотой. Ему все время мерещился шепот: «Убийца, убийца». Поэтому он сам сторонился людей. Но молодежь истолковывала его поступок иначе.

— И чего ты все боишься? Ты совершил не уголовное убийство, а политическое! Это только делает тебе честь!

И в скором времени Флоро примкнул к тем, кто выступал против монархии и богатеев. Однажды вечером его привели в коммунистический клуб. Флоро не раз слышал шум голосов и песни в этом клубе, но войти не решался.